«Да, но это все же я», – подумала Джесси и чуть нерассмеялась. Вот типичный случай для книги о психопатологии. Она вспомнила Норуи ее любимую идею о том, что люди должны сохранять в себе ребенка. Она считала,что в большинстве случаев несчастные женщины – это те, кто не сумел сберечь этоощущение или же никогда не чувствовал, что ребенок, а значит, частичка детства,продолжает жить в них.

Джесси иронически усмехнулась, потому что и раньше не верилав эту белиберду психологии 60-х – 70-х годов, хотя все же любила Нору. Теперьона подумала, что в этой идее есть некий символический смысл. В другойобстановке и колодки были бы отличным образом, разве нет? А в них сидит ХорошаяЖена, которую берегут, и Fyr, которую берегут, Джесси, которую берегут.Маленькая девочка, которую отец звал Чудом-Юдом.

– Я слушаю тебя, – произнесла Джесси. Ее глаза были все ещезакрыты, и сочетание психологического стресса, физической боли, голода и жаждыобратили девочку в колодках в совершенную реальность. Теперь Джесси могларазглядеть надпись «Для сексуального удовольствия» на ленте, которая обвиваласьвокруг ее головы. Слова были написаны, разумеется, помадой «Юм-Юм с мятой».

Воображение не желало делать пауз. Рядом с Чудом-Юдом онаувидела еще одну девушку в колодках. Той было лет семнадцать, и она выгляделатолстушкой. Ее облик дополняли прыщи. За этой парой виднелся какой-то городок,а на лугу паслось стадо коров. Откуда-то с холма слева доносился колокольныйзвон, и он не прерывался, словно звонарь хотел продлить звон на весь день.., вовсяком случае, пока коровы не вернутся с пастбища к своим хозяевам.

«Ты теряешь рассудок, Джесс, – подумала она равнодушно. –Это правда, но не имеет значения. А скоро станет благословением». Она отбросилаэту мысль и вернулась к девочке в колодках. Эта версия Джесси Мэхаут была чутьстарше девочки во время затмения – лет двенадцать, может, четырнадцать.Говорят, что она сидит в колодках за соблазнение. Боже, кого она соблазнила?Что за дурацкая шутка? Как люди могут быть такими жестокими? Почему они такиенедалекие?

«Что ты хочешь сказать мне. Чудо-Юдо?» «Только то, что этоправда, – ответила девочка в колодках. Ее лицо побледнело от боли, но глазабыли серьезны, они излучали беспокойство и свет. – Это правда, ты несомневайся, ты это знаешь, и ночью все вернется. И думаю, на этот раз он будетне просто смотреть на тебя. Ты должна выбраться из наручников до темноты,Джесси. Ты должна выбраться из этого дома до его возвращения».

Снова Джесси хотела заплакать, но слез не было: был толькосухой противный запах минеральных солей.

«Я не могу, – зарыдала она, – я все попробовала! Самой мнене освободиться от наручников!» «Ты забыла одну деталь, – сказала ей девочка, –не знаю, насколько это важно, но забывать об этом не следует».

«Что?» Девушка повернула руки в колодках, которые ихдержали, и показала чистые розовые ладони. «Помнишь, он сказал, наручники былидвух марок: М-17 и F-23. Вчера ты почти вспомнила это… Он искал F-23, но впродаже они бывают редко, и ему пришлось взять пару М-17. Вспомнила? Онрассказал тебе в тот день, когда принес их домой».

Джесси открыла глаза и посмотрела на наручник, которыйохватывал ее правое запястье. Да, он все рассказал о них; болтало них, какфанатик, начиная с утреннего звонка из конторы. Он захотел выяснить, ждет лиона кого-то, – Джералд никак не мог запомнить, в какие дни приходит уборщица, –и когда Джесси заверила его, что в доме, кроме них, никого не будет, онпопросил ее надеть что-нибудь удобное.

Это ее заинтриговало. Даже по телефону его голос звучалобещанием сюрприза, и она гадала, что же он задумал. Все было устоявшимся искучным, и раз Джералд предлагает провести эксперимент, она не станетотказываться.

Он приехал с работы в рекордно короткое время («Наверное,мчался по городу как на гонках», – подумала она), а самым ярким воспоминаниемтого дня для Джесси было то, как он мотался по дому, – даже щеки разрумянились,а глаза сверкали. Вообще секс был не первым, что приходило в ее голову примысли о Джералде, – скорее уж можно было бы говорить об умеренности и аккуратности,– но в тот день он был явно не в себе. Именно секс и исключительно секс был унего на уме: Джесси показалось тогда, что его обычно вежливый адвокатскийсморчок разорвет ширинку и выскочит наружу, если он будет тянуть дело.

Приехав с работы, он медленно и торжественно открыладидасовскую коробку, которую внес в дом, вытащил две пары наручников и показалей. Голос его прерывался от нетерпения. Это она тоже помнила. Уже тогда,по-видимому, его сердце было в напряжении.

«Джералд, ты бы сделал мне большое одолжение, если быоткрывал свой предохранительный клапан только в удобное для меня время», –подумала она.

Она попыталась осудить такое отношение к человеку, с которымпровела почти половину жизни, но все, что она нашла в себе, крайнеенедовольство собой. И когда она снова вспомнила, как он выглядел в тот день –это возбуждение, разрумянившиеся щеки и сверкающие глаза, – ее рукинепроизвольно сжались в кулаки.

– Оставь меня в покое хотя бы сейчас, – сказала она вслух. –И почему ты был таким мальчишкой, когда дело касалось этого, таким хвастуном?

«Хватит, не думай о нем, думай о наручниках». Две парыспециальных наручников Крэйга, размер М-17. М означает мужские: 17 – числонасечек в замке. Ощущение света и тепла вдруг нахлынуло на нее: она чувствовалаего кожей и желудком. «Спокойно, – сказала она самой себе, – наверное, это отголода…» И тем не менее невозможно было отрицать: появилась надежда. Самымлучшим, что она могла сделать, было сохранять баланс между надеждой иреальностью, не допуская эйфории, напоминать себе о первой неудачной попыткевырваться из наручников. Однако, несмотря на попытку напомнить себе о боли инеудаче, Джесси теперь размышляла о том, как близка она к спасению. Тогда ейпоказалось, что еще сантиметр – и она окажется свободной. Но она не учла, чтокостяшка большого пальца не проходит через кольцо. Не станет же она умирать наэтой кровати только потому, что не может преодолеть этот костный выступ не ширеее верхней губы? Естественно, нет.

Джесси попыталась отложить эту мысль и сосредоточиться насобытиях дня, когда Джералд принес наручники домой. Он рассматривал их смолчаливым восхищением ювелира, который держит в руках бесценное бриллиантовоеколье, подобного которому ему никогда видеть не доводилось. Ну, в принципе и нанее они произвели впечатление. Она вспомнила, как сверкали в солнечных лучахникелированная сталь их колец и замки, которые можно было устанавливать дляразличных размеров запястья.

Она спросила, где он их взял, – это было простоелюбопытство, ничего более, – и он ответил, что кто-то из судейских помог емудостать их. И при этом подмигнул ей эдак краем глаза, словно ему пришлосьпросить всех этих бесчисленных парней, которые слоняются по коридорам зданияКамберлендского окружного суда. Вообще он вел себя так, как будто добыл паруракет СКАД, а не наручники.