— Мы не в Японии, друг мой, мы в Хийтола, и окромя этой старой финки здесь так долго никто не задерживался. Я, знаешь, вообще не удивлюсь, если она ещё Казимира IV помнит, — совершенно серьезно заявил Барсук.

Денис брел по заснеженным тропкам к реке, и размышлял о том, как меняется мироощущение людей, если выехать из шумного мегаполиса в глухомань. Каких-то двести километров и тебя словно через временной портал в средневековье перебросили. От навязчивого шума в большом городе ты стараешься абстрагироваться, здесь же пытаешься в лае собак и поскрипывании половицы прочесть тайные послания духов. Город давит на тебя чугунным информационным прессом, и ты затыкаешь порой уши, чтобы тебе не влили в них очередную новость о сбитом Боинге или о том, как благовоспитанная пенсионерка оказалась держателем притона. В заснеженном безмолвии и мнимой неподвижности этих мест ты чувствуешь острую необходимость в каких-нибудь событиях, каких угодно, лишь бы не эта немота и анемия. Ты начинаешь прислушиваться, приглядываться, воображать. И вот здесь-то и кроится настоящая опасность для непривыкшего к тишине и покою человека — он может начать видеть и слышать то, чего нет и быть не может. Видимо, с Барсуком, приехавшим в эти края из Москвы, что-то такое и произошло. Теперь несчастный во всём углядывает нечистую или, по меньшей мере, колдовство. Денис подумал, что и его уже настигает та же хворь, и что кудесница Хельма от неё не спасет.

Барсук рассказывал ему об истории этого края, и сказ его был довольно интересен, правда, Денис одетый не по погоде, порядком подмёрз и уже не ощущал больших пальцев на ногах. Но он был готов к аскезе, потому как знал, Барсук ведёт его к реке. Наконец, парень завидел на другом берегу большой двухэтажный особняк, подпирающий густой лес.

— Ого! — присвистнул Денис, изображая восхищение. — Вот это домина! Кто же это в таких хоромах обосновался, неужто местные на картошке поднялись?

— Нет, — нехотя проговорил Барсук, — это дом одной бабы из Питера, она с местными не особо контактирует.

— Даже с тобой дружбы не завела? — улыбаясь, спросил Денис.

Но Барсук неожиданно похмурел и после короткой паузы мотнул головой. Расспрашивать Денис не стал, побоялся выдать свой прямой интерес, да и что ему мог рассказать Барсук, у которого дружбы с приезжей не сложилось. Главное, что он теперь знает, где этот дом, но вот как к нему пробраться не ясно. Лодку искать слишком опасно, а ждать пока река встанет, времени нет.

Вконец замерзший Денис решил обдумать план вторжения позже — когда отогреется, поэтому, попрощавшись с Барсуком, направляющимся в лес, пошёл обратно к Хельме. Парень намеревался воспользоваться советом охотника и присмотреться к странной финке. Он не то что бы поверил в россказни Барсука и свидетельства девяностотрёхлетней Розы, но осторожность не повредит, по крайней мере, грибы он точно есть не будет.

Вернувшись в сруб Хельмы, он обнаружил там гостя: посреди кухни расселся здоровенный мужик с закатанными до колен штанами. Знахарка выуживала распаренные в чугунке лопухи, смазывала их пахучей мазью и накладывала ему на колени, а тот кряхтел, словно рассохшийся пень.

— Не ной, Захар, — причитала старуха, — сколько раз тебе говорено — пропускать компрессы нельзя, иначе твоя застарелая подагра тебя в постель раньше времени сведёт.

— Да приболел я и дойти не мог, не гонять же тебя через всё село.

— Ни чё, не сахарная, сходила б, — продолжала ворчать Хельма, — у меня подагры нет.

— Это тебя Бог за твои благодеяния бережёт, а меня вот за грехи наказал, — сетовал мужик.

— Это я сама себя берегу, а тебя не Бог наказал, а сам ты себя чуть не угробил! Все бы вам на Бога сваливать, чуть что не так, Отец небесный у них сразу виноват.

— Ладно, Хельма, не бранись, при госте неудобно как-то.

Тут до Дениса дошло, что он застыл в дверях и смотрит на происходящее, словно ему пьесу показывают.

— Здрасьте, — пробубнил он, выдергивая себя из закулисного состояния и приобщаясь к настоящему.

— На плите щи стоят, — обратилась к нему Хельма, — хлеб на столе. Сядь, поешь и быстро на печь греться, а то у тебя шнобель аж посинел.

Денис потрогал свой отмёрзший нос, будто проверяя на месте ли он, и, убедившись в его наличии, послушно налил себе похлебки.

Пока он ел, Хельма и Захар обсуждали деревенские новости. Денис прислушивался в надежде уловить что-нибудь ценное. Но ни про Питерскую бабу из особняка за рекой, ни про её племянника они не говорили. Зато в самом конце разговора, когда Хельма уже снимала компрессы, он услышал весьма интересную просьбу.

— Лодку мне свою одолжи, Захар, — попросила Хельма, — чага мне нужна, вот парнишку пошлю за реку. Да, и тулуп с обувкой какой, если есть, а то на него смотреть больно, он же там в землю вморозится, — и Хельма засмеялась звонко так, заливисто.

Мужик зыркнул на раскрасневшегося Дениса, улыбнулся.

— Лодка на берегу, я её покрасил недавно, она теперь ярко-синяя, а тулуп Ольга принесет.

Хельма довольно улыбнулась и кивнула ему, а у Дениса промелькнула мысль, что они что-то не договаривают, промеж себя совсем не о том думают, тулуп — это так для отвода глаз поминается, важное в другом, а именно, в лодке.

Денис боязливо посмотрел на Хельму и её гостя, вспомнив наказ Барсука — быть начеку. Слишком складно всё как-то выходило; про несчастные случаи бабуля эта знает, про то, что он Кулакова в смерти Кати винит тоже, а теперь вот про то, что лодка ему нужна, чтобы на берег тот перебраться, как-то прознала.

У Дениса сложилось впечатление, будто его ведут как слепого щенка и, возможно, что началось это ещё задолго до его прибытия сюда. Сначала Катина смерть, сподвигнувшая его ввязаться в этот блудень, затем дневник её, потом информация о Кулакове, которую Света преподнесла. Света тоже, кстати, как-то уж больно странно ему повстречалась, гротескно даже. Надо ж было такому случиться, чтобы они в один день, да еще на одном и том же кладбище близких своих хоронили. Совпадение?

Денис почувствовал себя героем мистического триллера, стало казаться, что все, кроме него знают сюжет и, возможно, даже развязку. Случайные люди, пересекающие тропу его исканий, направляют, заманивают, заволакивают его в круговорот последовательных событий. История с расследованием стала походить на снежный ком, катящийся с горы на бешеной скорости. Оттормозиться не было никакой возможности, все что он мог — это продолжать свой спуск, ускоряясь всё больше и больше, повинуясь инертной силе, толкающей его к развязке.

Проводив пациента, Хельма уставилась на Дениса своими ясными, пронзительными глазами и ему снова стало казаться, что они зеленеют.

— Ну, что сидишь? — спросила она, — марш на печь, косточки греть, а то и тебя подагра изведет. Понаедут жертвы моды, не знаешь, что с вами потом делать.

Денис спорить не решился, прихватил чашку с чаем и залез на протопленную русскую печь, прям как Емеля.