— Смотри, перину не изгваздай, — буркнула старуха и принялась хлопотать по хозяйству.

Денис сжал чашку покрепче, затравленно посмотрел на Хельму, но всё же нашёл в себе силы спросить:

— Хельма, а вы вот вчера предположили, что моя Катерина выгорела, помните…

— Конечно, помню, — отозвалась бабка, — склерозом не страдаю.

«Не сомневаюсь, — подумал про себя Денис, — ни склерозом, ни артрозом, ни радикулитом, вообще ничем, кроме морщин». Но подумав так, вдруг испугался, что Хельма ещё и мысли читает, заговорил вслух.

— Отчего вы решили, что она умерла именно так?

— Ты же сказал — погибла при странных обстоятельствах. И не одна она, насколько я помню.

— Не одна, — согласился Денис.

— Чего ж проще? — удивилась бабка. — У меня хоть телевизора и нет, а всё же не в Тайге живу, кое-что знаю. Весь Питер на ушах стоит от этих происшествий, и нас они не миновали. Я выгоревших своими глазами видела, так что удивляться тут нечему.

Денис аж подскочил с мягкой перины, свернув-таки чашку с травой на пол.

— Значит, я в верном направлении, — затараторил он, собирая осколки и размахивая руками. — Он сначала в Питере куролесил, а как его там прижимать стали, сюда, к тётке перебрался и теперь тут бесчинствует. Вот же сучий сын!

— Да ладно тебе, уймись! — усмирила Дениса бабка. — Тоже мне мракоборец выискался.

— Вы мне не верите или покрываете его, а зачем же тогда весь этот балаган с лодкой? Ведь вы неспроста её у Захара попросили, знали, что я уже и укрытие куратора отыскал, и план наметил, как к дому подобраться.

Денис понимал, что говорит лишнее, но его несло, словно оторванный от ветки лист, подхваченный порывистым ветром. Его мотыляло из стороны в сторону, он отчаянно сопротивлялся желанию разболтать Хельме все свои планы, но подчистую проигрывал. А бабка тем временем самозабвенно, как ни в чём не бывало, перебирала свои сушёные веники.

— Запасы мне нужны, дурья твоя башка, — проскрипела она, перебивая Дениса. — Стара я дюже на лодочках кататься, а тебе прогулка не повредит, сходишь, принесешь мне чаги и, считай, мы в расчете.

— Да эту чагу, вам любой местный добудет за ваши процедуры. Зачем меня просить, я толком и не знаю, где она растет?

— Где, где, на дереве. Ничего отыщешь, будет тебе практический урок не вполне юного натуралиста.

— Баба Хельма, скажите мне правду — чего вы добиваетесь, чтобы я к Барыгиной в дом наведался, так я и так туда проберусь?

— Я хочу получить плату за постой в виде чаги, — стояла на своём старуха.

— Может, лучше деньгами? — взмолился Денис.

— Нет, милок, чагой, — с расстановкой проговорила Хельма.

Дело было ясное — упёртую старуху не переубедишь, придется искать чагу. Денис хотел пойти в лес сегодня же, но Ольга с тулупом и валенками не торопилась наведываться в гости, а отмораживать пальцы парню не хотелось. Так и прождал он её, пока не стемнело, помогая Хельме мешать в огромном тазу тягучую микстуру от бронхита.

— Ты ложку то пошустрей ворочай, — приговаривала она, стоя над душой. — И чему вас там, в институтах ваших, учат?

Тому, что Хельма распознала в нём человека образованного, Денис даже не удивился. Такая бабуля могла читать людей как раскрытые книги, в этом он был абсолютно уверен, как и в том, что местные её здесь, и правда, уважают, ну или, по крайней мере, боятся.

Каково же было удивление Дениса, когда баба Хельма расплылась в подобострастной улыбке, стоило на её пороге появиться Ольге — девушке, на первый взгляд, ничем не примечательной.

Она негромко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в дом.

— Оленька, — пропела Хельма, побросав все свои дела и принимая у гостьи тулуп и свитер, — чайку с вареньицем?

— Нет, баб Хельма, спасибо, — проговорила девушка ровным, тоненьким голосом.

— Ну, хоть бруснички мочёной с собой возьми, — упрашивала хозяйка, протягивая баночку с ягодами.

— Спасибо, — проговорила Ольга, машинально принимая угощение.

— Как Захар? — спросила Хельма.

— Бегает, — отозвалась девушка, беззастенчиво разглядывая Дениса.

Поначалу она показалась ему совершенно обычной, даже неприглядной какой-то, блёклой, но под её прямым заинтересованным взглядом ему вдруг стало не по себе. Его нельзя было назвать колдовским, как Хельмин, но при этом он казался глубже, проникновеннее. Денису почудилось, что её спокойные серые глаза словно разоблачают его, они как бы снимали одну личину за другой, открывая самую его суть, самый корень.

Денис встречал молодых людей с невероятно мудрыми, пронзительными глазами, но в Ольге было что-то помимо этого; некая одухотворенность, завораживающая, даже шокирующая.

— Интересный у вас народ живет, необычный, — проговорил он, обращаясь Хельме.

— Обычный народ, — заверила его бабка, — Степан Кузьмич третью неделю с Иваном пьет, так что по той улице, что справа от моего дома не ходи, не ровен час зашибёт. А Клава уже всем растрындела, что у меня новый постоялец из города, поэтому ценные вещи с собой не бери, когда погулять вздумаешь. В общем, народ, как и везде, — констатировала Хельма, — так что не зевай.

— Может, я тогда девушку до дому провожу, — предложил Денис, взглянув на Ольгу, — а то не ровен час и её пришибут, темно уже.

— Спасибо, Денис, я доберусь, — отозвалась гостья, улыбаясь, — а ты лучше отдыхай, у тебя завтра трудный день.

— Не трудней, чем был вчера.

— Надеюсь, — тихо проговорила Ольга и, кивнув Хельме, скрылась за дверью.

Старуха поплелась её провожать, и Денис слышал, как они о чём-то шептались в сенях. Говорили ли женщины о нём или сплетничали о своих деревенских делах, парень не узнал, но что-то ему подсказывало, что темой их разговора был все-таки он.

Когда входная дверь скрипнула, Денис выглянул в окно. Уже знакомая белая тварь плелась за хрупкой девушкой послушной тенью, а перед тем как скрыться за поворотом, обернулась, блеснув красным взглядом. У Дениса похолодело в груди. Неужели Ольга и есть хозяйка альбиноса?

В хату вернулась Хельма, и отогнав Дениса от окна, принялась накрывать на стол.

— Скажите, а давно ли Ольга в деревни живет? — как бы, между прочим, спросил у финки Денис, помогая накрыть на стол.

— Не твоего ума дело, — сухо ответили ему.

Вот и поговорили.

Пока ужинали, да готовились отходить ко сну, он все думал, не возобновить ли разговор о погибших, но его постоянно что-то останавливало. Сначала он долго формулировал вопрос, а когда тот был готов, Хельма начала рассказывать всякую чепуху. Дослушав её он открыл было рот, но, как оказалось, напрочь забыл зачем. В конце концов, решил, отложить расспросы на более подходящее время.