Утро для Дениса опять началось непривычно рано. Причём самое чудное было то, что его никто не поднимал, ни будил нарочитым, не в меру громким шебуршанием, он просто открыл глаза чуть засветло и понял, что выспался, что готов к новому дню и новым подвигам. В тело его словно бы внедрили дополнительный аккумулятор, небывалая бодрость и звенящая, вибрирующая энергия циркулировала в его жилах, требуя применения.

— Баб Хельма, вы меня, случайно, транквилизаторами не пичкаете? — поинтересовался Денис у своей хозяйки, когда та потчивала его пшённой кашкой на молоке.

— Чистый воздух да здоровая еда, — отвечала та, подливая ему чаю, — вот тебе и все транквилизаторы, дурень.

— Ладно, баб Хельма, спасибо за завтрак, мой прилив энергии меня разорвёт, если я просижу в доме ещё сколько-нибудь. Где там, говорите, ваши поганки-то растут?

— Чага, дурья твоя башка, ча-га.

— Пускай будет чага, — согласился Денис, натягивая свитер.

— Значит, переплывёшь реку, и пойдёшь по тропе, что справа от одинокого дома стоит… — начала Хельма.

— «Одинокого дома»? — переспросил Денис.

— Не перебивай! Он же там один — значит одинокий, — пояснила она. — В общем, в лес ступишь и по тропке так и иди, не сворачивая, пока к выкорчеванной сосне не придёшь, слева от неё березки, на них чага и растет. На корзину, — Хельма протянула Денису большой плетеный короб с ремнями. — Нож есть?

— Нет.

— Что за мужики пошли, даже ножа своего нет!

— Я же городской, у нас как-то не принято с холодным оружием по улицам шастать.

Хельма спорить не стала, протянула ему свой нож, старинный, судя по резьбе ещё довоенный.

— Смотри, не потеряй, — наказала она, выпроваживая парня.

Облачившись в валенки и тулуп, что ему принесла вчера Ольга, Денис вышел на улицу. Чувствовал он себя в чужой одежде непривычно, зато не мёрз и довольно быстро спустился к реке.

Отыскав синюю лодку, он беспрепятственно перебрался на противоположный берег, где в гордом уединении стоял барыгинский дом. Печально посмотрев в неживые окна, он утешил себя тем, что обязательно наведается туда, как только соберет взбалмошной бабке грибов.

Понять, что Хельма не столько взбалмошная, сколько хитрая, Денис смог только тогда, когда наткнулся на жительницу этого берега.

Он без труда нашел выкорчеванную сосну, а недалеко от неё и березки с черными, сморщенными наростами, но вот табличку, установленную у самого берега, не приметил. А всё потому, что Хельма нарочно отправила его по правой тропе, откуда предупреждающих надписей видно не было.

Когда его корзина была наполовину набита древесными грибами, и он уже представлял, как обходит одинокий дом, прислушиваясь и присматриваясь, из лесу вышла немолодая баба в пуховике. Женщина уставилась на него, уперев руки в бока.

— Здрасьте, — поприветствовал её Денис.

Тётка ничего не отвечала, а продолжала вколачивать в него недоумевающий взгляд.

— Вам чего? — спросил Денис, чувствуя, что происходит что-то неладное.

— Тот же вопрос могу задать и тебе, — отозвалась баба, недобро улыбнувшись. — Ты в курсе, что это частная территория?

— Нет, я не местный.

— Я так и поняла, — проговорила тётка, смягчаясь, — читать, ты, видимо, тоже не умеешь.

— Смотря на каком языке.

— Русским по белому же написано у самого дома, что участок леса вплоть до просеки взят в аренду и является частной территорией. Мне что забор ставить прикажешь?

— Не надо забор, — понуро проговорил Денис, кляня про себя ушлую финку, — я уже ухожу.

Тётка покивала, чему-то улыбаясь, и Денису показалось, будто она прекрасно знает, кто и зачем отправил его — дурака приезжего, в её лес чагу тырить.

Водрузив на плечи плетёный короб, он, не оборачиваясь, поплёлся обратно к лодке. Проходя барыгинский дом, Денис на мгновение замер, увидев, как в окне мелькнула высокая мужская фигура. Он обернулся и понял, что тётка следит за ним — ждёт, когда он уберётся с её территории.

За кружевом тюли Денис не мог разглядеть лица мужчины, но его одержимость той идеей, что Кулаков скрывается именно здесь, сыграла свою роль. В увиденном силуэте он, конечно, признал своего врага, сличая в воображении следившего за ним из окна с портретами в Катином дневнике. Его захлестнул инстинкт охотника, заслышавшего шебуршание в кустах.

Невероятным усилием воли он заставил себя пройти мимо дома, не замедляя шаг, ведь баба в пуховике следила за ним, и более всего её интересовала реакция Дениса на мужчину в окне. Неприятная мысль вкручивалась в его сознание ржавым шурупом; все, абсолютно все знают, что здесь происходит, догадываются, зачем приехал к ним в село питерец, и намеренно дразнят его, играют, как с глупой мышью, загнанной в клетку.

Дениса раздражала роль марионетки, да ещё в руках селян, но его вели очень умело, постоянно подогревая интерес, показывая ровно столько, сколько необходимо, чтобы он не мог остановить поиски. Даже жители деревни знали, кому какая роль отведена в этом спектакле. Лишь он один шёл по помосту с завязанными глазами и, руководствуясь интуицией, проходил по краю суфлёрской ямы, откуда незримый голос подавал ему команды, не позволяя свалиться вниз. Дениса всерьёз уже начинало интересовать, что же это за могущественный кукловод такой, и имеет ли он реальный человеческий облик?

Перебравшись с добытой чагой на другой берег, парень поторопился к Хельме, ему не терпелось излить на неё скопившуюся желчь.

— Что, баба Хельма, решили дурачка питерского попользовать? — выдал он с порога, кидая перед ней корзину с грибами. — Местные-то в барыгинский лес не пойдут. У вас что, чага больше нигде ни растёт, зачем вы меня туда отправили?

— Вот за ней родимой и отправила, — отозвалась старуха, склоняясь над корзиной. — Ой, да это ж не чага, а трутовик, дурья твоя башка, Ты чего мне притащил? Вот горожане, чагу от трутовика отличить не могут. Еще пару веков в своих клетушках посидите, забудете, чем елка от сосны отличается.

— Вы мне зубы не заговаривает! То, что территория, на которой грибки ваши произрастаю частная, вы мне сообщить забыли или, скажете, не знали?

— Не знала, — спокойно заявила финка.

— Хельма, вам ведомы мысли и болячки каждого человека в этом селе, но вы не в курсе, что лес вплоть до просеки взят в аренду? — недоумевал Денис.

— Болячки, это да, а чужие имущественные вопросы меня не касаются.

— Не глумите мне голову, бабуля! — выходил из себя Денис.

— Я тебе, кажется, уже говорила — старая я по лесам шататься. Все, что мне надобно, местные или как ты вон — приезжие, носят.

— Ага, и поэтому вы не знали, что Барыгина взяла в аренду добрый кусок ваших земель и серчает, когда по ним шастают? Хельма, я видел в одиноком доме Кулакова, и у меня создается впечатление, что все в этой деревне про всё знают и покрывают преступника. Я не удивлюсь, если где-нибудь в глубине леса он отстроил сарай для своих тайных встреч с адептами, которые умирают ради его бредовых тайн, оставляя ему квартиры, дома и прочее имущество.