«Отчаяние» снова заскрипел. На этот раз Голландецпочувствовал, как проклятый корабль слегка изменил курс.

«Но, раз меняет, значит, снова направляется к последнемуварианту мира. Он все еще восстанавливает себя. Мы вернемся на землю».

Сам он не мог покинуть корабль, но его спутница, разве и онав ловушке? Возможно — только возможно — ей удастся покинуть борт. У Странниковесть особые способности.

Если бы только удалось приблизиться к тому периоду времени,откуда ее выхватили.

— Есть надежда.

Сначала она не поняла, о чем он говорит, очевидно, ожидаяпродолжения рассказа. Но теперь у Голландца уже не было времени на разговоры,пусть даже говорит он сам. Не тогда, когда появилась надежда освободить эту женщину.В каком-то смысле он чувствовал, как будто получил второй шанс спасти своюМарию, пусть хоть на время. Лучше жизнь, которую вела Майя де Фортунато и еетоварищи, чем нежизнь, которой мучился он сам.

— Что вы имеете в виду? — наконец спросила она.

Повернувшись, чтобы видеть ее, Голландец пытался выглядетьне слишком обнадеживающе. Значительная часть его расчетов основывалась натеории, а из истории своих преступлений в прошлом он уже знал, наскольконадежными бывают его теории и предположения. Он показал на паруса:

— Корабль разворачивается.

— Я знаю. Я, я заметила, что он следует за голосами.

На этот раз наступила его очередь удивиться.

— Паруса, корпус, весь корабль как будто следует им. Но невсем. Я заметила это, пока вы, пока вы рассказывали мне о… — Она отступила,очевидно, не желая об этом говорить.

«Корабль следует за голосами?» Голландец рассматривалпаруса, как будто они его в чем-то предали.

"Как мог я не заметить такого, пройдя столько миров?

Как мог я пропустить нечто столь очевидное, что она отметилаэто почти тотчас?"

Но это не важно. Важно то, что он, может быть, спасет ее отсвоей судьбы.

— Послушайте меня, Майя де…

— Майя. Просто Майя. Не зовите меня по фамилии. Выпроизносите ее так похоже на моего родителя, когда он представляется. Не могуэтого слышать.

— Простите. — Он неловко потоптался, начиная понимать,почему она так быстро приспособилась к такой необычной ситуации. Отец ее, носяличину смуглого подростка, наводил на нее ужас. Ей довелось пострадать от егорук.

Пострадать, но и получить закалку. Он не сломал ее, толькосделал сильнее. Вот почему так скоро она справилась со страхом перед ним самим,перед ним — кого прокляло все ее племя.

Он начал снова:

— Майя… Майя, есть надежда, что тебе удастся спастись.

Я, я забыл, что «Отчаяние» должен вернуться в этот вариантмира. Он еще не полностью восстановлен, и пока все не будет в порядке, он неможет уйти совсем. Он снова войдет в контакт со временем и реальностью, и когдаэто случится, ты сможешь с помощью друзей покинуть корабль.

— Вы шутите? — В ее глазах сверкнула внезапная надежда.

Ей не терпелось освободиться от него. Голландец подавилнеожиданную волну разочарования. Он не мог рассчитывать, что она останется сним, во всяком случае не более, если бы речь шла о той, на кого она была такпохожа. Майя не была Марией, да и не одна из них не заслуживала, чтобы страдатьрядом с ним. Майя страдала достаточно, осужденная вместе со своимисоплеменниками скитаться путем Апокалипсиса.

— Я не шучу. Надежда есть, но не могу обещать, что тывернешься в то время, из которого пришла. Это может оказаться любое столетие.

— Но я просто должна вернуться туда. Гил и Хамман вопасности. Я не могу их бросить.

Может, так и получится. Наверняка «Отчаяние» подойдетблизко. Он вполне в состоянии попасть в то же десятилетие, возможно, в тот жегод. Но все же надеяться, что Майя встретится со своими друзьями, — это ужслишком.

— Рискованно ждать периода, откуда тебя забросили. Если мыбудем проходить его, когда ты еще не подготовишься к бегству, тогда, и правда,есть опасность застрять здесь навсегда.

В первый раз ее прелестные и величественные черты лицавыразили искреннее сострадание к нему.

— Это настолько ужасно?

— Другого я не заслуживаю! — произнес он со страстью,надеясь, что больше ей спрашивать не захочется. Он не желал, чтобы ее заботилаего судьба.

Голоса теперь звучали громче. Особая, освещенная звезднымсветом вселенная, которая окружала «Отчаяние», как будто покрылась рябью. Этоявление заставило потерять ориентацию даже Голландца, а на Майю подействовалоеще сильнее: она потеряла равновесие и повалилась на своего таинственногоспутника. Голландец едва подхватил ее, сам с трудом удержавшись на ногах.

— Мы начинаем падать на планету, — объяснил он.

— Куда? — выпалила потрясенная спутница. — Куда?

— "Куда" — это не так важно, как в «когда».Куда-то в промежуток между открытием огня и сожжением Рима. Едва ли позже. — Онвстречал варианты Земли, когда человечество так и не пошло дальше строительствапирамид. Они могли очутиться в любом из бесчисленных отрезков времени.

«Отчаяние» содрогнулся, загрохотав так, как будто гигантскиймладенец взял его в руки. Майя крепко держалась за спутника. Голландец неотстранял ее: ее это успокаивало, а ему давало драгоценное ощущениечеловеческого тепла, согревающего его тело.

Звезды поблекли. Появились очертания Земли — дрожащегопризрака, который одновременно рос и уплотнялся. Когда она полностью обрелаформу, то заслонила собою все остальное.

«Отчаяние» неустрашимо двигался прямо к левиафану.

Голландец знал, что это вовсе не похоже на падение вМальстрем и корабль не идет навстречу разрушению, однако смотреть на все этобыло нелегко.

Поднялся ветер, растрепав волосы женщины и норовя сорватьмантию мужчины. «Отчаяние» мчался по волнам сияющей энергии, и спуск шел оченьбыстро. Его направляла гравитация, одновременно принуждая увеличивать скорость.

Ощущение было захватывающее и страшное.

— А ваш рассказ? — прокричала Майя. Кричать ей пришлось:теперь даже стоя рядом, они с трудом могли слышать друг друга из-за ветра, даиз-за голосов тоже.

— Вы так и не рассказали, что произошло, когда вас смыло вморе.