Не стоило, совсем не стоило ворошить все это сейчас, но такполучилось. Юля подъехала к стоянке перед клиникой окончательно раздраженная иуставшая с утра от одних только воспоминаний. А впереди был целый день.

"Меня преследует маньяк, - повторял про себя Стас,выезжая из отвратительного серого района, - ну конечно, все очень просто. ЮркаМихеев маньяк. Он отсидел за убийство, и вполне логично, что у него поехалакрыша. К тому же алкоголь. Белая горячка".

Оказавшись в ярком ночном центре Москвы, на знакомых чистыхулицах, он почти успокоился. В голове у него выстроилась определенная схема. Онзнал, что отец попросил заняться расследованием своего бывшего подчиненногополковника ФСБ Михаила Евгеньевича Райского. Дело об убийстве шофера Гошиперейдет к нему, потому что, конечно же, это звенья одной цепи - покушение нажизнь Стаса и убийство его шофера. Вот пусть полковник и обезвредит маньяка,опасного не только для него, Стаса, лично, но и для общества в целом. Стасготов оказать ему в этом посильную помощь.

Он уже заранее отрепетировал первую фразу, которую скажетотцу, когда мама ляжет спать и они останутся наедине. Сурово сдвинув брови, онтихо и деловито произнесет: "Значит так, папа, я все понял. Мне надовстретиться с Михаилом Евгеньевичем".

Отец убедится, что все это время он не просто слонялся поМоскве, вырубив телефон и прячась у своих баб. Он действовал как настоящиймужчина. Он провел самостоятельное расследование. Теперь ему известно, ктохочет его убить, кто убил Гошу и заблокировал карточки. Как умный человек, онсразу усмотрел в действиях преступника полное отсутствие логики и сделалединственно верный вывод.

"Папа, теперь я знаю, что это маньяк. Ты не согласен сомной? Ты считаешь, что одному человеку такое не по силам, а маньяк всегда действуетв одиночку и не нанимает кого-либо, чтобы к машине жертвы прицепили взрывчатку?Вот тут ты ошибаешься. Во-первых, взрывчатку он пытался прицепить сам лично.Откуда ты взял, что их было двое? Нет, я отлично помню, что я говорилследователю. Но я также помню, в каком я был состоянии. Да, представь, у менядвоилось в глазах. А во-вторых... Мать твою, что же во-вторых?"

Стас въехал в тоннель, ведущий к Смоленской площади, попализ темноты в сизый мертвенный свет, увидел в зеркальце свои безумные, красныеглаза, и вдруг понял, что все не так. Стоит только его отцу, а вслед за нимполковнику Райскому задать ему несколько конкретных вопросов и вся его версия оЮрке-маньяке развалится.

От Смоленской площади до дома его родителей было пять минутезды. Он обещал приехать в двенадцать, но получилось раньше.

Наталья Марковна кинулась сыну на шею и долго не отпускала,не давала раздеться, гладила по голове, целовала и повторяла плачущим слабымголосом:

- Мальчик мой, сыночек...

Из гостиной вышел отец и молча прислонился плечом к дверномукосяку.

- Привет, папа,- сказал Стас, осторожно отстраняя НатальюМарковну.

- Тебе звонила Эвелина, - равнодушно сообщил отец, - онапросила, чтобы ты перезвонил ей сразу же, как появишься.

- Обойдется! - рявкнул Стас, скинул куртку и повесил навешалку. - Мам, ты говорила, есть борщ.

- Нет, не обойдется, - Владимир Марленович подошел к сынувплотную и взял его за руку выше локтя, как делал это в детстве, когдасобирался наказать, Эвелина - женщина, у которой ты ночевал, с которой был вресторане в тот вечер, когда убили Гошу. Напряги свои куриные мозги и пойминаконец, что происходит.

- Откуда ты знаешь, кто такая Эвелина? - хрипло прошепталСтас, с ненавистью глядя на отца.

- Знаю и все. Сейчас ты ей позвонишь, а потом мы вместе кней поедем.

- Куда вы поедете, Володя? Поздно, двенадцатый час, -запричитала Наталья Марковна, но генерал даже не взглянул в ее сторону.

- Вот телефон. Звони, - он достал из кармана домашнейфланелевой куртки радиотелефон и протянул Стасу.

- Я не помню номер наизусть. А записную книжку я оставилдома. Папа, не сходи с ума. Эвелина дура, истеричка, ей пришла в головукакая-нибудь глупость...

Но отец уже нажимал кнопки. Стас понял, что номер Эвелины онпредусмотрительно внес в память аппарата.

- Эвелина Геннадьевна? Еще раз добрый вечер. Это Герасимов.Да, он здесь, но он не в состоянии разговаривать. Он попросил, чтобы вы всесообщили мне. Да, конечно, такой разговор нельзя вести по телефону. Мы приедемвместе. Где вы живете? Да, я записываю, - он кивнул Наталье Марковне, она тутже взяла карандаш. Генерал повторил вслух адрес, генеральша записала в блокнот,который лежал на столике в прихожей. - Думаю, мы будем у вас через полчаса, непозже. Спасибо. До встречи. - Владимир Марленович отложил телефон и, невзглянув на Стаса, ушел в комнату. Стас ринулся за ним.

- Папа, в чем дело?

- Ты разве не понял? - Генерал вошел в спальню, снялдомашнюю куртку, бросил на спинку кровати, достал из шкафа свитер, натянул егона старую ковбойку. - Я еду к твоей Эвелине. А ты как хочешь. Можешь оставатьсяи жрать борщ.

- Володя, хотя бы переодень брюки,- сказала генеральша.

Генерал стал снимать спортивные трикотажные штаны,запутался, чуть не упал. Лицо его налилось бурой краской, он громко, тяжелодышал и вдруг мучительно скорчился.

- Володенька, что с тобой?- генеральша подхватила его под локоть,усадила на кровать, присела перед ним на корточки и помогла избавиться отштанов. Генерал сидел, согнувшись пополам, сдавленно стонал и держался заживот. Он выглядел беспомощным и жутко старым. На нем были широкие сатиновыетрусы в горошек, из-под свитера торчала клетчатая ковбойка.

- Наташа, что-нибудь от живота... очень болит живот, -жалобно прохрипел он.

Генеральша бросилась на кухню за лекарствами.

- Папа, может, врача вызвать? - спросил Стас, глядя сверхуна потную лысину отца.

- Нет... Сейчас пройдет, и мы поедем...

- Никуда ты не поедешь, Володя. Прими лекарство и ложись, -Наталья Марковна влила ему в рот столовую ложку белой, густой, как сливки,жидкости, а ты, - обратилась она к сыну, - давай отправляйся к своей Эвелине, исразу назад, понял?

- Мама, надо срочно вызвать врача, так нельзя, посмотри, какему плохо. Я никуда не поеду, я не могу оставить отца в таком состоянии, -нервно забормотал Стас.

- Ты поедешь, сынок,- Наталья Марковна бережно уложилагенерала и накрыла его пледом,- ты поедешь, вернешься и расскажешь, чтопроизошло на этот раз.