Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри пустоты билась бесконечным рикошетом одна единственная мысль: во что бы то ни стало нужно идти, останавливаться нельзя.
Сосредоточиться!
Сфокусироваться на направлении!
Шаг! Шаг! Шаг! Ещё!
В какой-то миг Макс моргнул и коварный коридор перевернулся. Или это он сам упал? Не важно. Важно то, что в результате паденья, он ощутимо приложился шлемом о пол.
Или о потолок?
Или, если он теперь снизу, то это пол?
Что? Чего? Нет…
Боль! Боль несколько отрезвила и помогла вынырнуть из пучины тьмы и увидеть Свет, ставший теперь желанным.
Из последних сил, парнишка перевернулся на живот и саданул по полу кулаками.
Из-под правой руки глухо звякнула рукоять ятагана. А вот левую… Левую обожгло тупой болью. И, вместе с тем, прояснилась и цель.
Макс пополз.
Сначала на голой воле. Затем постепенно начал чувствовать руки и корпус. А когда до прямоугольного пятна Света оставалось шагов пятьдесят и в нём стала видна зелень — попытался опять подняться на ноги.
Не с первой попытки, но получилось.
Вновь стена под рукой и вновь головокружение… Ну хоть сердце немного успокоилось. По сравнению с тем бешеным ритмом, это хорошо ощущалось.
Вновь, метр за метром, выход из катакомб приближался. Даже стали слышны какие-то пронзительные звуки, то ли смех, то ли пение птиц.
Ещё десяток шагов… Ещё два десятка… И уже даже за стену держаться не приходится. Так, покачивает слегка, но не более.
* * *
Когда Макс наконец шагнул за порог катакомб, ставших ненавистными, он обнаружил себя на крошечной поляне. Кругом был лес. Высоченные сосны, валежник и редкая травка. Глаза болели от внезапного потока красок. Но боль эта была долгожданной и приятной.
А звук! Звук!
Казалось, что шелест хвои заполонил собой всё вокруг. Жизнь буквально купается в нём, лишь изредка выныривая на поверхности с другими звуками. Вот засвистела переливами какая-то певчая птица. А вот какой-то мелкий зверёк что-то точит своими резцами и весело скрипит на всю округу. Чуть поодаль хрустнула лесной подстилкой упавшая шишка и над ней тут же зажужжали насекомые. Но самым очевидным свидетельством жизни была гортанная шипящая речь.
На поляне, прямо перед выходом из катакомб, восседали и предавались трапезе восемь бедуинов. И все они сидели спинами или боками к Максу…
Глава 18
Допустимые потери.
Спустя три дня после высадки пустынников, Дед наконец подходил к столице.
Всё это время он блуждал по лесам и пытался принести пользу родной тверди. Да так самозабвенно, что даже отдыхать забывал! Разумная воинская инициатива превратилась в паранойю. А для захватчиков, постоянное стремление одинокого партизана к самопожертвованию, вылилось и вовсе каким-то кошмаром!
Сначала он спалил половину флота вторженцев. Да так, что никто ничего и не понял. Полыхнуло перед самым рассветом. Вроде как даже поджигателя кто-то видел, но на том и всё…
Потом подверг террору несколько отделений скаутов. Ретивый старик прятался в зелёнке, пропускал разведчиков мимо и стрелял им в спины. Группы по десять-пятнадцать бойцов попросту ничего не могли сделать против такой тактики.
К обеду второго дня, престарелый ополчуга умудрился закошмарить даже пару крупных подразделений. Он просто выходил на шум лагеря или походной колонны, стрелял и отходил. А через пол часа история повторялась. И так — раз за разом, до самого начала штурма Тэрра дель Пани.
Кстати, судя по всему, пустынникам там здорово врезали по зубам! Не спасли ни артиллерия, ни более качественная подготовка.
Дальше начало происходить и вовсе необъяснимое. После битвы, бедуины бродили по лесу целыми толпами, но при этом — шарахались от каждого звука.
В какой-то момент Дед наткнулся на крупную группу горе-вояк. Все были перепуганы, тряслись, половина без оружия, а кое-кто — скулил как баба! С ними был какой-то аристократ. Или даже офицер! Но, судя по доспехам — точно не из простой солдатни.
С великим трудом, в нём удалось опознать одного из тех красавчиков, что день назад рассматривали пушки на стоянке флота. Теперь же он был весь в крови, в грязи, в помятых латах и рванных одеждах…
Сержант возликовал и немедленно предпринял очередную попытку самопожертвования. Встал в полный рост и рванул с мушкетом к заветной цели. Увы! И на сто шагов приблизиться не успел. Пустынники заметили угрозу и подняли вой.
И нет бы стрелять начать, или наброситься и задавить количеством! Куда там?! Поголовно бросились наутёк в разные стороны.
Само-собой, выцелить командующего в образовавшемся хаосе не получилось.
Последующие три часа ситуация существенных изменений не претерпела. Разве что теперь, ополченец не высовывался, а сразу стрелял.
Тем временем снова заговорили пушки. И, судя по направлению — они бомбили столицу.
Выявить позицию артиллерии оказалось не трудно. Но вот попытка устроить новую диверсию успехом не увенчалась. Слишком уж много бойцов стояло в охранении и все вроде были адекватными. К тому же туда начали стягиваться и разбежавшиеся трусы.
Тогда Дед решил вернуться к прежней деятельности — пошёл гулять по лесу. Но на этот раз только вокруг Тэрра дель Пани.
Второй артобстрел города длился без малого три часа. И всё это время, сержант бессовестно пользовался шумом — маскировал за ним собственные шаги и выстрелы. Всё, в радиусе двух километров от окружённой столицы, превратилось в его охотничьи угодья.
За это время потери пустынников составили ещё четырнадцать человек.
Может и больше получилось бы, но силы бедуинов стремительно собирались на позиции артиллеристов. И ближе к ночи в лесах остались только закрепившиеся для обороны посты. К таким Дед не лез, а пару раз и сам чуть не стал жертвой внимательного «секрета». Гады, начинали палить на первый же звук в занимающихся сумерках.
Вскоре, судя по характерному шуму, начались уличные бои. Кто кому давал под хвоста — непонятно. То ли Бат… Синьор Сержио с ополченцами, то ли эти собаки бородатые. Битва продолжалась около полутора часа и стихала постепенно. Пушки всё это время молчали, но идти проверять было далеко. Тем более — перед наступлением темноты.
Победа в схватке также осталась неясно за кем. Но, судя по тишине — за защитниками. Ведь бедуины точно продолжили бы развлекаться и шуметь.
Ночью Дед пытался отдохнуть, но два раза пришлось просыпаться. Сну мешали отступающие от города пустынники. Почему именно отступающие? Да потому что оба раза несли с собой много раненых. Те стонали, кричали, ухали и ахали…
Соответственно, глаз сержант не сомкнул.
Лишь под утро, когда и сами враги устали, ему удалось вздремнуть пару