Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А почему бы и нет, если дело не терпит отлагательства?Возможно, отца Гормана надо было убрать, пока он не успел сообщить о «Беломконе». О том, что рассказала умирающая про их делишки. Кроме того... – Тут язамолчал.
– Алло, куда вы делись?
– Да вот, задумался... Пришла в голову одна мысль.
– Что за мысль?
– Пока довольно смутная... Возможно, опасность можноликвидировать только одним путем. Я еще как следует сам не разобрался. Так илииначе, мне пора. У меня свидание в кафе.
– У вас знакомая компания в каком-то кафе в Челси? Вот незнал!
– Никакой компании. Это кафе на Тоттенхем-Корт-роуд.
Я положил трубку и взглянул на часы. Когда я уже был удвери, телефон зазвонил снова. Я колебался, брать ли трубку. Десять к одному,это опять Джим Корриган. Будет выспрашивать, какая мысль пришла мне в голову.Мне не хотелось разговаривать сейчас с Джимом, и я решительно открыл дверь, нотелефон все не унимался.
Да, конечно, могут звонить из больницы – Джинджер... Нельзярисковать. Я поспешно ответил:
– Слушаю.
– Это вы, Марк?
– Да, кто говорит?
– Я, конечно, – ответили с упреком. – Послушайте, мне нужнокое-что вам сказать.
– А, это вы. – Я узнал миссис Оливер. – Видите ли, я оченьтороплюсь, я уже в дверях. Позвоню вам попозже.
– Не выйдет, – отрезала миссис Оливер. – Придется вам менявыслушать. Дело важное.
– Ну, давайте скорее. У меня назначено свидание.
– Подумаешь! – рассердилась миссис Оливер. – На свиданиеможно и опоздать. Теперь все вечно опаздывают. За это только больше ценят.
Я, как мог, умерил нетерпение и, не сводя глаз со стенныхчасов, приготовился слушать.
– Итак?
– У моей Милли тонзиллит. Ей стало совсем худо, и онапоехала за город к сестре.
Я заскрипел зубами:
– Очень прошу меня извинить, но я действительно...
– Слушайте. Я даже еще не начала. О чем это я говорила? Да.Милли пришлось уехать за город, а я позвонила в агентство по найму, куда явсегда обращаюсь. Называется «Ридженси», я еще всегда думала, что за глупоеназвание, больше годится для кинотеатра...
– Я на самом деле...
– И говорю: «Кого вы можете прислать?» А они в ответ: сейчасочень сложно – кстати, это их вечная присказка, – но сделают все от нихзависящее...
Никогда еще миссис Оливер не казалась мне столь несносной.
– И вот сегодня утром от них явилась прислуга, и кто бы выдумали?
– Представления не имею. Послушайте...
– Ее зовут Эдит Биннз – правда, забавное имя? И вы еезнаете.
– Нет. В жизни о ней не слыхал.
– Знаете, знаете. И видели совсем недавно. Она многие годыслужила у вашей крестной, леди Хескет-Дюбуа.
– А, вот как.
– Да. Она вас тоже видела, когда вы приходили за картинами.
– Очень приятно, и, по-моему, вам повезло. Она надежная ичестная и все такое. Тетушка Мин всегда это говорила. А теперь...
– Подождите. Я еще не сказала самого главного. Она долгораспространялась про вашу крестную – и как та заболела, и умерла, и прочее, онивсе любят поговорить о болезнях и смертях. А потом вдруг выложила самоеглавное.
– Что «самое главное»?
– Что-то вроде: «Бедняжка, так мучилась! Была совсемздорова, и вдруг опухоль мозга. До чего ее было жалко – прихожу к ней вбольницу, лежит, и волосы у нее лезут и лезут, а густые были – седина оченькрасивая. И прямо клочья на подушке». И тут, Марк, я вспомнила МэриДелафонтейн. У нее тоже лезли волосы. И вы мне рассказывали про какую-то девицув кафе, в Челси, как у нее в драке другая выдирала пряди. А ведь волосы таклегко не вырвешь, Марк. Попробуйте-ка сами. Ничего не выйдет. Это неспроста –может, новая болезнь? Особый симптом?
Я сжал в руке трубку, и у меня все поплыло перед глазами.Факты, полузабытые сведения встали на свои места. Роуда со своей собакой,статья в медицинском журнале, прочитанная давным-давно, – конечно... конечно...
Я вдруг услышал, что голос миссис Оливер все еще веселоквакает в трубке.
– Благослови вас бог, – сказал я. – Вы – чудо!
Я положил трубку, тут же взял снова, набрал номер Лежена, имне повезло – он был у себя и сразу ответил.
– Слушайте, – спросил я, – у Джинджер сильно лезут волосы?
– По-моему, да. Наверное, от высокой температуры.
– Температура, как бы не так! У Джинджер таллиевоеотравление. И у остальных было то же самое. Господи, только бы не было слишкомпоздно...
– Не опоздали мы? Она будет жить?
Я шагал из угла в угол. Лежен наблюдал за мной. Он проявлялбезграничное терпение и доброту.
– Будьте уверены, делается все возможное.
Один и тот же ответ. Меня он не успокаивал.
– А им известно, как лечить таллиевое отравление?
– Случай нечастый, но все меры будут приняты. Уверен – онавыкарабкается.
Я взглянул на него. Искренне ли он говорит? Или простопытается меня утешить?
– Во всяком случае, подтвердилось? Это таллий?
– Да, подтвердилось.
– Вот вам и правда про «Белого коня». Яд. Не колдовство, негипноз, не смертоносные лучи. Отравители! И как она меня обвела вокруг пальца,черт ее побери! А сама, наверное, в душе посмеивалась.
– О ком вы?
– О Тирзе Грей. О своем первом к ней визите. Был зван к чаю.Она пустилась в пространные рассуждения о Борджиа и разных ядах, которые неоставляют следов. Об отравленных перчатках и прочем. «На самом-то деле, –заключила она, – все было проще. Обычный мышьяк». А сама потом развела такуюлипу! Транс, белые петухи, жаровня, пентаграммы, всяческие фокусы, вуду,перевернутое распятие! Это для суеверных простаков. А знаменитый аппарат – дляпросвещенных. Мы в духов, ведьм и чары не верим, но разеваем рот, когда речьзаходит о «лучах», «волнах» и психологии. Ящик этот, держу пари, просто мотор сцветными лампочками, гудит, когда надо. Мы живем в постоянном страхе передрадиоактивными осадками, стронцием-90 и тому подобным, верим научным выкладкам,очень в этом плане подвержены влиянию. Представление в «Белом коне» – обычноешарлатанство. Приманка для легковерных, и не более того. Отвлечь внимание,чтобы никому и в голову не пришло разбираться в подоплеке. Самое интересное –они в полной безопасности. Пусть Тирза Грей сколько угодно похваляется своиммогуществом в оккультной сфере. Привлечь ее за это к суду и обвинить в убийствебыло бы невозможно. А если проверить аппарат, то это наверняка безобиднаямашинка. Любой суд отклонил бы обвинение против них, ведь с виду это вздор,нелепость! И на поверку, кстати, то же самое.