В последнее время она повадилась называть меня соседкой. Застолько лет нашла наконец мне хоть какое-то название, что все же лучше, чемжить без имени.

— Куда ты пропала, соседка? — любезно осведомилась СтараяДева.

— Никуда не пропадала, — ответила я. — Вот, стою, держусь заручку двери.

— Стой, — обрадовалась Старая Дева. — Вот так и стой. Хорошостоишь и хорошо держишься. И выглядишь потрясающе.

С тех пор, как у меня появилась баба Рая, Старая Дева сталапитать ко мне прям-таки добрые чувства.

Думаю, ненависть к бабе Рае затмила в ней ненависть ко мне.Душа Старой Девы была узка, много там не помещалось, поэтому и количествоненависти в ней было ограничено.

— Да-да, выглядишь потрясающе! — повторила Старая Дева,видимо, заметив сомнение в моих глазах. — Просто потрясающе!

Я никак не могла привыкнуть к ее доброте и потому с опаскойспросила:

— Потрясающе плохо или потрясающе хорошо?

— Потрясающе хорошо, конечно, — заверила Старая Дева и,отбросив пустяки, принялась за основное:

— Ты в курсе, что Кузякины со второго этажа купили японскийхолодильник? — деловито осведомилась она. — Двухкамерный.

— Баба Рая что-то про это говорила, — вяло откликнулась я.

При упоминании бабы Раи Старая Дева поджала свои узкие губкии недовольно буркнула:

— Да, она крутилась во дворе, когда холодильник выгружали.Самохин как раз из подъезда с чемоданом выходил.

— Куда-то уехал? — в ответ на доброту Старой Девы и чтобы непоказаться неблагодарной, спросила я.

Старая Дева встрепенулась, учуяв полноценный разговор.

— Тонька опять его погнала, — не скрывая удовольствия,заговорщически сообщила она. — Всех теперь убеждает, что будет развод. Тыверишь?

Я пожала плечами:

— Не знаю.

— Никакого развода не будет, — заверила Старая Дева. — Уженебось ему в общежитие звонит и умоляет вернуться обратно.

— И пускай возвращается, нечего глупостями заниматься, —ответила я, испытывая самые дружеские чувства к чете Самохиных.

— Он-то вернется, а вот Колднер к Кларе не вернется. Я знаю,он к любовнице ушел. И надо что-то делать с этой кошкой, — без всякого переходавдруг сказала Старая Дева. — Повадилась, дрянь, на мой коврик гадить. Хочу еезанести.

Речь шла о кошке, которую дружно кормили всем подъездом, трираза в год пристраивая по знакомым ее котят.

— Не надо заносить, — рассердилась я. — Надо коврик почащевыбивать. Кошка — существо опрятное и умное, на чистый коврик не нагадит. Онадумает, что это не коврик, а песок.

Таким высказыванием я рисковала лишиться расположения СтаройДевы и обязательно лишилась бы, если бы не стрела. Стрела просвистела мимомоего уха и воткнулась в дверь подъезда.

Пока я приходила в себя от шока, Старая Дева, забыв прокошку и коврик, визгливо высказывала свое мнение насчет прилетевшей стрелы. Всвоем мнении она недвусмысленно склонялась к мысли, что всех местных мальчишек,не исключая и моего Саньки, надо собрать в одну кучу и торжественно отправитьна костер, как поступили в свое время святые отцы с Джордано Бруно, тожепозволявшим себе черт-те что.

Когда сознание мое прояснилось, я не стала туманить егодиспутом со Старой Девой, а занялась извлечением из двери стрелы. Думаю, ненадо пояснять, что это была та самая стрела, которую жевала моя Роза.

Старая Дева, надо ей должное отдать, недолго оставаласьбезучастной. Увидев, что одной мне не справиться, она пришла на помощь, ивдвоем мы вытащили из двери стрелу.

— Я знаю, кто стрелял! — завопила она, осененная вдругкакой-то мыслью. — Я видела эту стрелу у мужчины, который изредка бывает у васв гостях. Он еще утром, когда я Жульку выгуливала, сидел у подъезда на лавочкеи вертел эту стрелу в руках.

— Как он выглядел? — коченея, спросила я.

— Он был в плаще и шляпе, — с достоинством сообщила СтараяДева, гордясь тем, что она полезна.

— Пупс! — взвыла я.

Абсолютно естественно то, что после столь странных событий яне пошла домой, а отправилась к Тамарке. Поскольку застать Тамарку вероятнейвсего можно в офисе ее компании, туда я и отправилась.

Тамарка восседала в своем кабинете в сумасшедше дорогомкресле за фантастически дорогим столом и с кем-то трепалась по телефону —последнему чуду техники и дизайна.

Могу сказать лишь одно — ни в чем нет у Тамарки меры.Отсутствие меры приводит к потере вкуса — мысль не свежая, но точная. Точно ито, что деньги почему-то всегда попадают не в те руки. Плоды капитализма.

— Слава богу, ты жива, — обрадовалась Тамарка, увидев меня.

— А что со мной должно сделаться? — насторожилась я.

— Послушай своего сына, — сказала Тамарка, протягивая мнетрубку параллельного телефона и повторяя свой вопрос:

— Не поняла, что делает твой папа?

Я приложила трубку к уху и услышала жизнерадостный Санькинголосок.

— Папа вешает маму, — сообщал мой сын.

Мне, как и Тамарке, сделалось не по себе.

— А куда он ее вешает? — спросила Тамарка.

— На стенку, — со знанием дела пояснил Санька.

— А мама твоя оттуда не упадет?

— Не-а, папа взял толстую веревку.

Тамарка с осуждением уставилась на меня и, прикрыв трубкурукой, зловеще прошептала:

— В твоем доме происходят страшные вещи.

Я пребывала в такой растерянности, что ответить ничего немогла.

— Если папа вешает маму, то что же делает баба Рая? —поинтересовалась у Саньки Тамарка.

— Баба Рая радуется, и я вместе с ней, — бодро сообщил мойсын.

Я хлопнула себя по лбу и завопила:

— Речь идет о моем портрете! Они вешают его!

О, горе! Я побежала!

— Постой-постой, сумасшедшая, — выскакивая из кресла,вцепилась в меня Тамарка. — Зачем приходила-то, расскажи!

— Потом, — вырываясь, закричала я. — Потом!

Женька вешает картину, надо ему срочно помешать!

Тамарка схватила меня за шкирку и, пользуясь тем, чтонамного сильней, усадила в свое дорогое кресло.