Праздник сладострастия должен был происходить в доме одногомиллионера, который не отказывал себе ни в каких радостях жизни и расплачивалсязвонкой монетой с послушными созданиями, приносимыми в жертву его чудовищнымприхотям. Однако, как бы обширны ни были познания человека в вопросахраспутства, оно постоянно приберегает для нас сюрпризы, и невозможнопредсказать, до какой степени может опуститься человек, который подчиняетсялишь чудовищным порывам, подстегиваемый безграничной порочностью.

В дом этого Креза меня сопровождали шестеро самыхталантливых воспитанниц мадам Дювержье, но поскольку из всей компании я быласамым лакомым кусочком, все его внимание сосредоточилось на мне, а мои подругидолжны были исполнять обязанности жриц на ритуальной церемонии.

Мы добрались до места, и нас сразу ввели в комнату состенами, обитыми коричневым атласом — без сомнения, цвет и материал обивкивыгодно подчеркивали белизну тел наложниц, которые служили здесь своемусултану; сопровождающая нас женщина приказала нам раздеться. Она набросила наменя полупрозрачный черно-серебристый халат, и этот костюм еще больше выделилменя из всех прочих; в таком одеянии мне было ведено лечь на диван, остальныестали подле, покорно ожидая распоряжений, и из этих приготовлений я поняла, чтобуду исполнять в оргии главную роль.

Вошел Мондор. Это был семидесятилетний коротышка, толстый, спронзительным маслянистым взглядом. Он оглядел моих подруг, бросив каждойкороткий комплимент, потом приблизился ко мне и сказал несколько одобрительныхслов, уместных разве что в устах работорговца.

— Очень хорошо, — обратился он к своейпомощнице, — если юные дамы готовы, я полагаю, мы можем начинать.

Сладострастный спектакль состоял из трех действий: сперва,пока я губами, языком и зубами старалась пробудить от глубокого сна активностьМондора, мои партнерши, разбившись на пары, принимали самые соблазнительныелесбийские позы, которые созерцал Мондор; ни одна из них не была похожа надругую, и все девушки находились в постоянном движении. Постепенно три парыслились в один клубок, и шестеро лесбиянок, которые специально репетировалинесколько дней, составили самую оригинальную и самую сладострастную группу,какую только можно себе представить. Прошло уже полчаса наших усилий, а ятолько теперь начала обнаруживать слабые признаки пробуждения нашего старца.

— Ангел мой, — сказал он, — мне кажется, этишлюхи поддали ветра в мои паруса. Теперь поднимайся и покажи мне свои прелести,а чтобы я смог пронзить твою благородную заднюю норку, дай мне преждерасцеловать ее, а после мы без промедления приступим к заключительному акту.

Однако, подгоняемый своим оптимизмом, Мондор забыл принятьво внимание Природу. Таким образом, неудачей закончились несколько попыток,которые он предпринял, хотя они подсказали мне, чего он желал добиться.

— Ну. что ж, — наконец вздохнул он, — ничегоне получается. Придется начать все сызнова.

Мы всемером окружили его. Каждой из нас дуэнья протянуласвязку упругих розог, и, сменяя друг друга, мы отхлестали дряблую морщинистуюзадницу бедняги Мондора, который, пока его обхаживала одна девушка, ласкалчресла остальных шестерых. Мы отделали его до крови, и снова никаких намеков науспех.

— О, Боже, — проворчал в сердцах старыйпес. — Очевидно, придется принимать какие-то кардинальные меры.

Истекая потом и кровью, престарелый сластолюбец обвелприсутствующих отчаянным и не на шутку перепуганным взглядом.

В этот момент заботливая дуэнья, смазывая одеколономпотрепанные ягодицы хозяина, сказала:

— Знаете, девушки, боюсь, что остается только односредство вернуть к жизни его превосходительство.

— А что можно еще сделать? — поинтересоваласья. — Честное слово, мадам, мы испробовали все средства, чтобы разбудитьего превосходительство.

— И все же надо попробовать еще одно, — ответилаона. — Я положу его на эту кушетку, а ты, милая Жюльетта, станешь передним на колени и вложишь холодный инструмент хозяина в свой розовый ротик.Только ты сможешь вернуть его к жизни — я уверена в этом. А остальные должныподходить по очереди и делать три вещи: сначала хорошенько шлепнуть егопревосходительство по щеке, потом плюнуть в лицо и под конец пукнуть ему в рот;как только все шестеро проделают это, я думаю, случится чудо — егопревосходительство воскреснет.

Все было сделано так, как она велела, и, клянусь вам, я самабыла поражена эффективностью таких необычных средств: по мере лечения у меня ворту набухал и наливался силой комок плоти, которым вскоре я едва не подавилась.Затем все произошло очень быстро: пощечины, плевки, смачные утробные звуки —все слилось в один великолепно оркестрованный хор, обрушившийся дождем нанашего пациента; непривычно и забавно было слышать звучавшую в воздухе музыку —симфонию извергающегося вулкана: басы и тенора, звенящие звуки пощечин и щелчкиплевков. Наконец, дремавший до сих пор орган лениво приподнялся и, как я ужеговорила, разбух неимоверно; я уж подумала, что он взорвется у меня в гортани,когда, с необыкновенной легкостью отпрянув от меня, Мондор дал знак дуэнье,которая все уже подготовила для финала — опера должна была завершиться междумоих ягодиц. Дуэнья поставила меня в позу, какую требует содомия, Мондор спомощью своей ассистентки мгновенно погрузился в тайну тайн, где и получилвеличайшее наслаждение. Но погодите — полной картины происходившего у меня неполучится, если я опущу мерзопакостный эпизод, который увенчал экстаз Мондора.Пока распутник трудился над моим задом, происходило следующее:

1) его наперсница, вооружившись гигантским искусственнымчленом, делала с ним то же самое, что и он со мной;

2) одна, из девушек, забравшись под меня, ласкала моевлагалище: сосала и лизала его, вдувала внутрь воздух и сладострастнопричмокивала губами;

3) две пары упругих изящных ягодиц были установлены такимобразом, чтобы я также могла ласкать и массировать их;

4) наконец, две оставшихся девушки — одна, усевшись на меняверхом и выгнув таз, а вторая, сидя на спине первой, — одновременноиспражнялись, причем первая умудрялась выдавать порцию экскрементов в рот егопревосходительству, а другая — на его чело.

Все участницы, по очереди, проделали все, о чем я упоминала:все испражнялись, даже дуэнья, все ласкали мои чресла, все поработалиискусственным членом, сажая Мондора на кол, а он, переполненный возбуждением, вконце концов, впрыснул хилые плоды своей похоти в самые глубины моего ануса.

— Ну это уже слишком, мадам! Что за сказки вы намрассказываете! — воскликнул шевалье, прерывая Жюльетту. — Вы хотитесказать, что дуэнья тоже испражнялась?

— И даже с удовольствием, сударь, — ответиларассказчица с обидой в голосе и с неодобрением во взгляде. — Мне что-тонепонятно, как с таким богатым воображением, как ваше, уважаемый шевалье, вынаходите такое поведение необычным: чем больше изношен женский зад, чем большеморщинист, тем лучше подходит он для подобной процедуры, ведь приправа всегдапридает блюду остроту, делает его букет богаче и запах сильнее и волнительнее…Вообще я могу добавить, что глубоко заблуждается тот, кто чурается выделений,исходящих из самых недр нашего пищеварительного тракта: в них нет ничегонездорового, ничего такого, что может, в конечном счете, быть неприятным…Отвращение к экскрементам — это непременный признак плебейства, и вы должныпризнать это. Мне ли напоминать вам, что существует такое понятие, как знатокфекалий, гурман экскрементов? Нет ничего легче, чем приобрести привычку ксмакованию испражнений, и если испробовать разные, вы поймете, что у каждогосвой особенный вкус и аромат, но все они нежны и приятны и вкусом напоминаютоливки. Всегда, во всех обстоятельствах, надо давать свободу своемувоображению, но испражнения, вышедшие из дряблых, много повидавшихзадниц, — это, доложу я вам, пища богов, это праздник, венчающий актлибертинажа…