Его сестрица Зозо стояла рядом, бедромоттесняла Эдю от раковины и нервно полоскала горло водой с йодом. Послеутренней пробежки она ощущала себя разбитой морально и физически. ОчеркистБасевич в буквальном смысле забодал ее здоровым образом жизни. Последний раз онпозвонил час назад и минут пятнадцать достукивался, медитировала ли она сегодняднем. Когда он наконец повесил трубку, Зозо трясло и колбасило. Ей хотелосьсхватить телефон и шарахнуть им о стену. Все ее чакры хлебали отрицательнуюэнергию, как кингстоны тонущего линкора океанские воды. Зозо явно не пребывалав гармонии и единении с окружающим миром.

– Тьфу! – сказала Зозо, сплевывая враковину воду. – Я ужасно волнуюсь за Мефодия! Как он там в новой школе?Не обижают ли его другие детишки?

Эдя Хаврон захохотал:

– Детишки? Ты еще скажи: младенчики! Датам каждого третьего можно повесить, каждого второго расстрелять, а оставшихсяпосадить пожизненно! Знаю я этих папенькиных сынков! Они у нас в ресторане втуалетах вечно пачкают! Хоть швейцара с ними посылай!

– Я беспокоюсь за Мефодия! Вдруг его тамбудут обижать? Он такой сложный, такой непонятый! – сострадательно сказалаЗозо. Она, как истинная женщина, идеализировала собственного сына и скептическиотносилась к детям всех прочих женщин.

– Приспособится! – уверенно заявилЭдуард Хаврон и мощным толчком таза отогнал сестрицу от раковины. – Естьдва закона, которым подчиняются все мужчины мира. Закон кулака и законжелезного характера. Без первого еще туда-сюда обойтись можно, хотя и сложно,но без второго уже совсем никак. У Мефодия и с тем и с другим все нормуль. Но,учти, если твой батыр еще когда-нибудь сунет свою лапку мне в бумажник – я егоприкончу, как Тарас Бульба своего бульбенка!

Зозо Буслаева задумчиво почесала носик инемного утешилась.

– Ты так думаешь, Эдя? Ну ладно!.. Ихдиректор Михаил Борисович просто прелесть. Да я его огуречным рассолом протру ивсего расцелую! Бесплатно взять нашего мальчика в такую дорогущую школу! Да тамкаждый учитель профессор, а все уборщицы кандидаты наук!

– Во-во, и я о том же. Странноватокак-то. Надо бы пробить твоего арийца по милицейской базе. Мне подозрительнаэта бескорыстная любовь к детям, – сказал циничный Хаврон.

В комнате настойчиво зазвонил телефон.

– О нет! – простонала Зозо. –Только не это! Эдя, сними! Если это Басевич спрашивает, полоскала ли я горло,скажи, что я умерла.

Эдя пожал плечами и поднял трубку. Он обожалраспугивать ухажеров Зозо.

– Зоя? Она захлебнулась и уехала в морг…Я так огорчился, что на работу на полчаса опоздал… – сказал оннебрежно. – Что? Кого вам? И его тоже нету… Он теперь здесь не будет жить.Он в школе-интернате для умственно одаренных… Не знаю сколько. Пока умственноне одарится… Ничего страшного! И вам того же!

Эдя отключил трубку и застыл, задумчивопокусывая антенну радиотелефона.

– Кто это? Басевич? – крикнула изванной Зозо.

– Это не Басевич. Это некая Ирка,спрашивала Мефодия. У нее голос задрожал, когда я ей сказал, что Мефодия нет.Чтоб у нас клиенты две серебряных ложки украли, а я за них платил! – морщалоб, сказал Эдя.

– А как Ирка отнеслась к тому, что язахлебнулась? – ревниво спросила Зозо.

– Сносно отнеслась. Посочувствоваланемного.

– Типичная невестка, – вздохнулаЗозо.

Ей стало грустно. Она легла на диванчик,сложила на животе руки и стала представлять себя несчастной, брошенной изабытой. Слезинка, вскоре появившаяся в правом уголке глаза Зозо, ничуть немешала ей деловито разглядывать трещины штукатурки на потолке и прикидывать,как развести жадного Эдю на ремонт.

Эдя Хаврон облачился в ресторанные латы иотчалил, насвистывая в лифте приставучий свежий шлягер, в котором слова незапоминались, зато музыка была сладкой как сироп и погружала мозг в жидкоеваренье. Толкнув дверь подъезда, Эдя вышел во двор и недовольно чихнул. Вокругего шеи аллергической удавкой захлестнулась первая неделя мая.

Эдя направился было в сторону маршрутки, каквдруг дорогу ему деловито преградила девчонка с золотым колечком в нижней губе.На плече у нее сидел страшный кот с хмурой мордой, обмотанный поперек туловищашарфом. Шарф странным образом вздувался, образуя на лопатках нечто вроде горбанеясного происхождения.

– Привет! – сказала девчонка.

– Пока, малолетка! – сказал Эдя.

Он шагнул вправо, собираясь обойти ее, нодевчонка шагнула в ту же сторону, не пропуская его. Хаврон очень удивился имашинально хотел нахамить, но вместо этого нервно облизал губы. Ему почудилось,что он разглядел над головой девчонки нечто вроде сияющей окружности. Несколькомгновений спустя он сообразил, что это просто падал свет фонаря, напротивкоторого девчонка стояла. Но желание хамить странным образом иссякло.

– Привет! – сказал Эдя.

– Вот видишь! Быть вежливым даже приятно!А теперь быстренько подумай о Мефодии! – велела девчонка.

– Опять о Мефодии? Не собираюсь я ни оком думать! В том числе и о Мефо… – начал Хаврон. Внезапно он осекся иневольно оглянулся. Ему показалось, что кто-то сзади мягко подул ему в волосы.

– Умничка! Вполне достаточно. Большеможешь не думать! Свои маленькие секретики оставь для бедных! –великодушно разрешила девчонка.

Безобразный кот спрыгнул и, мурлыча, сталтереться Эде о ноги. Настроение у Хаврона резко ухудшилось. Повар «Дамскихпальчиков» показался ему неисправимым хамом, клиентки набитыми дурами,собственная жизнь жестянкой, и вообще захотелось плакать.

– Депресняк, отстань от человека! –сердито сказала девчонка.

Кот лизнул лапу и неохотно отошел.

– Ну все! Вытри глазки! Депресняк ужеушел. А теперь подумай, где сейчас находится Мефодий! – снова потребоваладевчонка.

– Детка, что ты от меня хочешь? Я несобираюсь думать, где сейчас Ме… – переставая всхлипывать, начал Хаврон.

Девчонка прервала его утвердительным кивком.На этот раз ощущение щекотки в волосах Хаврона было совсем мимолетным.

– Умничка, это все, что я хотела узнать!Когда хлопнет дверь маршрутки, ты обо всем забудешь. Иди! – велеладевчонка и, ни разу не оглянувшись, скрылась за углом дома.