нынче шагнула далеко. За каких-то пятнадцать лет яйцеголовые такого напридумали, что еще в девяностых никому и на ум-то не могло прийти!»

Спохватившись, он запер дверь, вынул из скважины и спрятал в карман ключ, после чего вернулся к осмотру квартиры.

Квартира была двухкомнатная и представляла собой ярко выраженную холостяцкую берлогу – судя по скудости обстановки и царящему здесь бардаку, съемную, потому что в своей приличные люди так не гадят. Гунявый прошелся по ней, как бы невзначай заглядывая в немногочисленные укромные местечки. Деньги, немногим более четырех тысяч долларов, обнаружились в самом нелепом из всех возможных тайников – завернутые в полиэтиленовый пакет, они лежали в морозильном отделении холодильника, прикрытые сверху пачкой магазинных пельменей. Выносить что бы то ни было из квартиры Гунявому строго-настрого запретили, но удержаться было просто невозможно. Резонно рассудив, что никто не станет особенно париться из-за того, о чем никогда не узнает, Гунявый располовинил тощую стопку купюр, а потом, подумав, отделил от оставшейся половины еще примерно две трети. Оставшийся мизер, что-то около тысячи, завернул в пакет и сунул на место, в морозилку. В самом деле, кто, кроме хозяина, может знать наверняка, сколько их тут было?

В холодильнике обнаружилась початая бутылка водки, но ее Гунявый не тронул, хотя трубы у него так и горели. Радуясь выпавшей на его долю нежданной удаче и уговаривая себя, что выпить еще успеет, – с такими деньжищами да не успеть! – Гунявый вернулся в прихожую, подобрал с пола оставленный у двери пакет, вынул то, из-за чего при разговоре с ментами чуть не замочил штаны, а пакет аккуратно свернул и сунул в карман.

Теперь все было готово, оставалось, как говорится, начать и кончить. Гунявый прошел в гостиную, уселся в кресло, выключил фонарик и стал терпеливо ждать, задумчиво похлопывая себя по ладони короткой и увесистой резиновой дубинкой.

Глава 10

На мосту через речку, название которой никто из них не удосужился прочесть, Молоканов остановил машину.

– Давай, – сказал он, обернувшись к расположившемуся на заднем сиденье Щеглову.

– Ага, – с готовностью откликнулся тот, – сейчас.

Он вышел из машины, присел на корточки, надежно спрятавшись за ее корпусом от посторонних взглядов, и некоторое время возился там, шурша полиэтиленом и гадливо шипя сквозь зубы. Подобранный еще на выезде из леса увесистый плоский булыжник присоединился к тесаку и отрубленной голове следователя Терентьева. Чтобы засунуть его туда, пакет пришлось открыть, и Щеглов про себя порадовался тому, что на дворе ночь, а голова лежит в пакете лицом вниз. Правда, ему все равно было противно и жутко, но он крепился, поскольку потерять расположение Молоканова было страшнее, чем столкнуться в темном глухом переулке со свободно разгуливающим в поисках своих убийц безголовым трупом Терентьева.

Завязав края пакета тугим узлом, Щеглов выпрямился и подошел к бетонным перилам. Позади чуть слышно шелестел работающим на холостых оборотах двигателем черный «туарег» Молоканова, внизу негромко журчала и плескалась о сваи невидимая в темноте речная вода. Над ней сплошным покрывалом неподвижно стоял туман, из которого, обозначая извилистую береговую линию, торчали только черные верхушки кустов. От пустынного шоссе тянуло теплом нагретого дневным солнцем асфальта, а снизу ощутимо тянуло сырым, знобким холодком. В вышине сияли и перемигивались звезды и туманно мерцал, раскинувшись на полнеба, газовый шлейф Млечного Пути.

Щеглов перенес руку с пакетом через перила и, примерившись, разжал пальцы. Увесистый черный сверток камнем упал в туман. Послышался глухой, тяжелый всплеск, туман едва заметно колыхнулся, и старший лейтенант почувствовал неимоверное облегчение.

Он вернулся в машину, и Молоканов сразу тронул ее с места.

– С боевым крещением, Щегол, – сказал Арсеньев.

– Да какое там крещение, – скромно возразил старлей. – Я ведь так и не смог. Нервишки что-то разгулялись…

– Это ничего, – глядя на освещенную фарами дорогу, сказал Молоканов. – В этот раз не смог – в другой сможешь. Первый раз всегда самый трудный, даже на войне. Можешь мне поверить, я там был. Полгода в Чечне, и поначалу тоже, помню, блевал на все четыре стороны света, как этот… Короче, не переживай, Вася, все со временем образуется. Человек ко всему привыкает. От сигарет и водки тоже поначалу тошнит, а потом без них, бывает, хоть в петлю. Привычка!

– За это надо выпить, – объявил Арсеньев и, жестом фокусника достав откуда-то уже открытую бутылку водки, протянул ее через спинку сиденья Щеглову.

Щеглов с благодарным кивком принял бутылку, неожиданно для себя обнаружив, что это именно то, в чем он сейчас больше всего нуждается. Во рту до сих пор ощущался противный привкус рвоты, а внутри все дрожало мелкой дрожью, как, случается, дрожат мышцы после долгого, непосильного напряжения. Вместо того чтобы успокоить, слова Молоканова неожиданно направили его мысли в новое русло. «В другой раз сможешь…» Молоканов никогда не бросает слов на ветер, в этом Щеглов уже имел возможность убедиться. Значит, обещанный другой раз непременно будет, и не один. И если следователь городской прокуратуры – это только начало, что же будет дальше?! Сегодня Терентьев, а завтра, глядишь, полковник Басалыгин – они с майором живут как кошка с собакой, Мамонт сто раз грозился его уволить, а может быть, и посадить… А после Басалыгина кто – начальник столичного ГУВД? Да неважно, кто именно; важно, что Василий Щеглов пришел служить в милицию не за этим. Хотел бы стать мокрушником – стал бы давно, для этого вовсе не обязательно пять лет терпеть муштру и сушить мозги в школе милиции. Ясно, вытрясать ежемесячную дань из мелких предпринимателей тоже незаконно и довольно рискованно, но не до такой же степени! Привычка… Ничего себе привычка! Не надо быть юристом, чтобы знать, куда в конечном итоге приводят такие привычки…

А хуже всего, что уже не соскочишь. Если раньше сделать это было трудно, то теперь, после убийства следователя по особо важным делам, трудное сделалось невозможным. Теперь придется идти с Молокановым до конца, каким бы тот ни был. Даже уйти из органов не получится: майор живо смекнет, чем вызвано такое решение, и не выпустит его живым. Старший лейтенант Щеглов вдруг обнаружил, что обеими ногами твердо стоит на дороге, которую даже и не думал выбирать, и зашел по ней уже так далеко, что о возвращении нечего и думать.