Но с такой же силой она его ненавидела. Потому что в этомдоме был дед. Страшный, отвратительный, грязный, тупой дед, несколькими пьянымивыстрелами лишивший ее десять лет назад того счастливого восторга, в которомона пребывала постоянно. Лишивший ее всего. Матери, отца, тепла и ласки, дружбыс, одноклассниками. Ей было восемь лет, и клеймо девочки «из семьи алкашей,которые напились и друг друга постреляли», приклеилось к ней намертво.Маленькие дети неразумны и безжалостны, они обидели Леру, а Лера обиделась наних. Она стала изгоем, отстранилась от всех, и даже с годами пропасть между нейи остальными детьми не уменьшилась. Одноклассники забыли о причинах еесиротства, но Лера не забыла их предательства. Не забыла и не простила. Досамого окончания школы, до прошлого года она так и просуществовала одна. Совсемодна. Не считая, конечно, старую тетю Зину, двоюродную сестру покойной бабушки.Сразу после смерти родителей тетя Зина приехала в Москву из своей глухойпровинции, чтобы позаботиться о девочке. Она хотела забрать Леру к себе, но такатегорически отказалась уезжать из дома, орала как резаная, устраивалаистерики, била посуду и дважды убегала прямо с вокзала, пресекая всяческиепопытки разлучить ее с привычным местом обитания. Осознав всю бесполезность своихусилий, пенсионерка тетя Зина осталась в Москве. Не бросать же ребенка напроизвол судьбы! И не в интернат же ее отдавать при живых-то родственниках,пусть и не самых близких…

С тетей Зиной она прожила все девять лет, пока не вернулсядед. На следующий день после его возвращения родственница уехала к себе впровинцию. У нее и в мыслях не было остаться под одной крышей субийцей-уголовником. Перед отъездом она предложила Лере уехать вместе с ней,подальше от деда, но девушка и на этот раз отказалась.

– Как ты не боишься жить с ним вместе? – охалатетя Зина. – Это же страшный человек, родного сына не пожалел, тебяосиротил.

– Здесь мой дом, – твердо отвечала Лера. – Яникуда отсюда не уеду. А если дед начнет себе позволять лишнего, я его обратнозасажу, у меня не задержится.

Однако дед ничего себе не позволял. Первое время Лерапостоянно приглядывалась к нему, ожидая признаков «неправильного поведения»,грубости, склонности к насилию, пьянства или чего-нибудь такого. С какимудовольствием она пошла бы к участковому и пожаловалась… Участковый у них вмикрорайоне хороший, между прочим, в их же доме и живет, Лера с ним давнознакома, так он сразу предупредил, как только дед появился, мол, чуть что – нестесняйся, беги ко мне. Но ничего не было. Дед вообще не пил, голос на нее неповышал, был вежливым, тихим, аккуратным, устроился на работу вахтером в двухместах сразу, работал по графику «сутки через трое» и еще где-то подрабатывал,короче, деньги, хоть и небольшие, приносил, но Леру это мало интересовало. Авторскиеза отцовские песни капали регулярно, на это они с тетей Зиной и жили все девятьлет. И дальше она проживет без дедовых денег. Дед имеет право здесь жить, этоего квартира, на его деньги купленная когда-то, давно еще, до рождения Леры. Ноэто право – материальное. А вот что касается морального права жить вместе свнучкой, которую по пьяному делу оставил сиротой, то тут дело обстояло не такпросто.

Лера Немчинова была твердо уверена в том, что дед не имеетморального права не только на жизнь вместе с ней, но и на жизнь, как таковую,вообще. Был бы он честным человеком, давно бы уже умер, считала девушка. Такие,как он, не должны существовать на земле. Но ежели тупой отвратительный дедэтого не понимает и продолжает отравлять ей существование одним своим присутствием,то он должен хотя бы понимать, что происходит. Он должен постоянно испытыватьчувство вины за то, что уже сделал, и неловкости за то, что продолжает житьрядом с ней.

На похороны Саши Барсукова Лера не ходила. И не потому, чтотак уж безумно переживала. Просто не хотела и не считала нужным. Переживать-тоона, конечно, переживала, но совсем по другому поводу. А Сашка – кто он ей?Поклонник, ухажер, не более того. Не жених же, в самом-то деле! Это только дедсо своими стародавними понятиями может считать, что если парень провожает додому, заходит на чашку чаю и приносит цветы, так уж за него непременно замужследует выходить. Лера так не считала, более того, она, как и подавляющеебольшинство современных девушек, не считала даже интимную близость поводом длясерьезных выводов. И тот факт, что она регулярно в отсутствие деда ложилась сСашей Барсуковым в постель, отнюдь не означал для нее, что ей приличествовалобы все-таки поприсутствовать на похоронах юноши и хотя бы проститься с ним.Дед, к счастью, не знал, насколько далеко зашли их отношения, но и самого посебе процесса ухаживания для него было достаточно, чтобы он посмел сделатьвнучке замечание.

– Когда похороны? – спросил он, придя в десятьутра с суточной смены.

– Сегодня, – спокойно ответила Лера.

– В котором часу?

– Уже начались, – равнодушно бросила она.

– А ты? Почему ты дома?

– Я не пойду. Нечего мне там делать.

– Лерочка, но ведь это твой товарищ, твой друг. Как тыможешь?

– Заткнись, – холодно фыркнула девушка. – Нетебе меня учить. Тоже мне, образец морали и нравственности.

Дед молча разделся и ушел в свою комнату. Лераудовлетворенно вздохнула. Вот так. Никто не будет ей указывать, а уж он-то темболее.

Она даже не ожидала тогда, год назад, что с дедом так легкобудет справиться. Нужно только постоянно напоминать ему о содеянном и даватьпонять, что Лера его не простила. И будет как шелковый. Положа руку на сердце,с дедом ей даже проще, чем со старой тетей Зиной, потому как понятия у неетакие же старомодные, как у него, но тетя Зина, в отличие от деда, считала себявправе делать ей замечания и даже поучать. Другое дело, что тетя Зина как сталас самого начала жалеть ее, несчастную сиротку, так и продолжала это делать все девятьлет, на многое закрывая глаза и спуская девочке с рук то, за что детей обычновсе-таки наказывают. Дед ее, судя по всему, ни капли не жалел, но Лера быстросообразила, что им можно манипулировать если не при помощи жалости, то припомощи чувства вины. И преуспела в этом блестяще. Дед ходил по струночке ивякнуть не смел. О Господи, как же она его ненавидела!

Дед делал всю работу по дому, убирал квартиру, ходил вмагазины, готовил еду. Лера с самого начала заявила ему, что если уж ей неизбежать жизни под одной крышей с убийцей своих родителей, то убирать за ним иподавать ему на стол она не обязана и не будет. Дед молча подчинился, толькоглазами сверкнул недобро. Да что ей это сверкание! Боялась она его, можноподумать. Сама умеет глазами молнии метать, и ничуть не хуже.

Весь день, пока шли похороны Барсукова, Лера просидела дома,даже в институт не ходила. Лежала на диване в своей комнате, слушалабожественный голос Игоря Вильданова, исполнявший песни ее любимого папочки,смотрела на фотографии и афиши, развешанные по стенам, глотала слезы и думала,что же делать дальше. Как ему помочь?