Он промолчал о быстро нарастающей сухости во рту и во всемтеле, но взгляд его сказал больше, чем послушный дисциплине язык. Он знал осмертельной опасности простого перегрева. Впрочем, подумал Кирилл сердито, емуза риск платят. Он получает в десятки, если не сотни раз больше, чем он, докторнаук...

Над головами загромыхало громче. Кирилл по знаку Дмитрияостановился рядом с ним на желтых кристалликах песка. Они накалились так, чтоступни прижгло как железом. Кирилл стиснул челюсти, терпел, рядом что-тоуспокаивающе кричал Дмитрий. Перед глазами полыхал ослепительный оранжевыйсвет. Он проникал сквозь бесполезные веки, которые здесь не спасали даже отпыли, впивался острыми иглами в мозг.

— Держись!

Кирилл напрягся, но влажная тяжесть все равно свалила, вжалав камни, распластала, и он чувствовал как его тело сразу разбухло, напитавшисьводой, отяжелевшее сердце перестало трепыхаться, сокращалось медленно, спаузами, едва-едва проталкивая разжиженную кровь по венам, которые не сталишире.

А потом вода вокруг начала опускаться между камнями, из еготела избыток тоже просачивался сквозь кожу и уходил со всей каплей. Потом оннесколько мгновений лежал, приклеенный водяной пленкой, затем та под стреламисолнца лопнула, Кирилл поспешно поднялся и быстро перебежал под тень высокогорастения с широкими листьями.

Дмитрий поднялся вслед:

— Ты даешь!

— Что? — не понял Кирилл.

— Быстро все схватываешь.

Спасибо, что заметил, подумал Кирилл неприязненно. Конечно,самые умные и быстросхватывающие люди в мире — это подобные десантники и прочиевоенные, а уж потом всякие там академики, доктора наук и прочаяинтеллектуальная шелуха. Потому первыми в этом мир и пошли вот эти смускулами...

Отпрыгнул, уступая дорогу желтоватой моркови размером сцистерну. Вместо ботвы шевелились четыре мохнатых усика. Глаз нет, рта защетинками не угадать. Так и проползло, волоча бледные корешки, еще большеувеличивая сходство с морковью, не видевшей света.

— Щетинохвостка, — сказал Кирилл невольно. —Древнейшее существо. Еще в мезозое жило.

— В мезозое? Это не так давно.

— Так полагаешь?

— Знаю. В детстве пели: «Помнишь, мезозойскую пещеру?Мы с тобой сидели под скалой, ты на мне разорванную шкуру зашивала каменнойиглой...»

— Здорово, — согласился Кирилл. — Этохарактерно для вашего ведомства промахиваться на пару сотен миллионов лет?

Весил он так мало, что мышцы то и дело швыряли его в воздух.Зависая там, чувствуя себя особенно уязвимым, падал на острейшие граникристаллов, замирал в панике: ведь кожа истончилась...

Дмитрий на ходу подпрыгнул, сделал сальто, повис внизголовой, ухватившись пальцами ног за край травинки размером с балку подъемногокрана.

— Возьми на вооружение, — посоветовал он. —Малый вес позволяет разные трюки. Стойка на мизинце — плевое дело. Учти, вдругда придется.

Кирилл спросил напряженно:

— Я понимаю, секретность, допуски... Но ты можешь хотьнамекнуть, что же случилось с вашим испытателем? Как и куда шел? Что высобирались делать?

— Ну, — промямлил Дмитрий, — это сказатьсложно...

— Я не хочу влезать в ваши тайны, — повторилКирилл напряженно, — но легче найти человека, если знать, что высобирались делать.

Он откатился, мимо просеменила колышущаяся перевернутаятарелка. Под ней беспорядочно шевелилось множество ножек разной длины.Некоторые даже не дотягивались до земли. В самой тарелке перемешивалось,повинуясь осмотическим законам, зеленовато-желтые соки.

Дмитрий буркнул невесело:

— У Сашки это первый выход в микромир. А я здесь ужебывал. Я не романтик вроде Сашки, головы не теряю. Как только что-топоказывалось, я, повинуясь инструкции, которую сам же помогал сочинять, сразу —за стальную дверь! Через неделю мне разрешили отойти от Переходника надвенадцать — да-да, ровно двенадцать! — шагов. Я не сделал тринадцатого.Кто знает, может быть именно поэтому еще цел. Сашке после меня было порученообследовать ма-а-а-хонький участок. Все шло нормально, но откуда ни возьмись —муравей... Ахнуть не успели, как он цапнул Сашку и понес. Конечно, Полигонготовили по высшему допуску: жаб, ящериц, не говоря о мышах или кротах истре...удалили, но муравьи откуда-то взялись сами! Наблюдатели клянутся нашивками, чтоне было массового перехода муравьев через охраняемую границу Полигона. Вообщеих тут не было.

— Массового перехода и не надо. Достаточно приземлитьсямолодой самке после брачного полета...

— Полигон накрыт тремя слоями крыши. Дажепротивоатомной защитой!

— А она перелетела еще прошлым летом. Год назад! Тут жезарылась, осень откладывала яйца, зиму растила, а поздней весной первыемуравьишки, самые мелкие и слабые, робко... очень робко!.. начали выходитьиз-под земли. Какой вид муравья?

— Лазиус фулигинозиус, — отчеканил Дмитрий.

Кирилл посмотрел с уважением, потом вспомнил, что за каждымшагом испытания следят десятки специалистов так называемого народногохозяйства, которые имеют допуски.

— Нору засекли?

— Еще бы. Мурашник растет не по дням, а поминутам! — в голосе Дмитрия звучала тревога. — Есть шанс, что Сашкацел?

— Что значит цел? — переспросил Кирилл. — Былбы жив. Отнять у муравья не пробовали?

— Пробовали, — ответил Дмитрий с унынием. —Но, как бы сказать... Ты видишь, какие мы нежнотелые? А муравей — как живойтанк. Прет напролом, держа Сашку в челюстях. Чуть что не так, сожмет челюсти...

— Жвалы, — поправил Кирилл невольно.

— Что? — не понял Дмитрий.

— У насекомых не челюсти, а жвалы. Но пусть челюсти,извини, что перебил.

— Нет, пусть, жвалы. Пока мы примеривались даприцеливались, муравей скрылся... Сашке пришлось все в одиночку, я стоял рядомс Ногтевым наверху! Понимаешь, каждый запуск сюда обходится дороже, чем полетдо Луны и обратно. С высадкой!..

Они нырнули в тень, опять выбежали на солнце. В заросляхгигантских листьев, что величаво двигались в потоках теплого воздуха и зависалив немыслимых для мира нормальной гравитации положениях, постоянно стрекотало,шевелилось, прыгало.

На лице Дмитрия выступили багровые пятна. Кирилл спросилобеспокоенно:

— С тобой все в порядке? Насекомых защищает хитин, а мыоткрыты...

Дмитрий отмахнулся:

— Меня все время тут жжет, там кусает, здесь чешется.За всем не уследишь. Как ты?

— У меня жар.

Дмитрий ахнул:

— Так чего все время выскакиваешь на солнцепек?