— На самом деле это все чушь, — перебил ее Родионов, которыйпосле слова «вилы» вдруг перестал утешать себя тем, что это чушь, изабеспокоился.

— Это не чушь! — выкрикнула Маша Вепренцева. — Он сказал,что… если я вам расскажу, он…

он…

Повторить то, что говорила ей трубка, она никак не могла.Про Сильвестра и про Леру, про ее детей! Ну, не могла, и все тут! Поэтому Машасказала:

— Он грозился… убить их, если я только кому-нибудьрасскажу!…

Знаменитый писатель Аркадий Воздвиженский, в миру ДимаРодионов, хлебнул еще из своей кружки, а потом уставился в нее, словно ожидая,что там будут показывать нечто интересное. В кофейной черноте кривовато иволнообразно двигалось отражение лампочки на потолке и половина его, Родионова,щеки.

Побриться бы надо, перед тем как к Веснику ехать.

— А голос? Мужской или женский?

— Скорее… скорее мужской, — она вспомнила отвратительноехолодное кваканье — смех, от которого волосы на затылке вставали дыбом.

Никто не смеет угрожать ее детям. Никто и никогда! Тому, ктопосмеет, придется иметь дело с ней, с Машей Вепренцевой, а это большая сила!

Очень большая. Очень.

Хотя на самом деле маленькая.

Но только до той минуты, пока какая-то сволочь не начинаетугрожать ее детям!

— То есть он сказал, что, если мы поедем в Киев, мне будут…вилы и еще он убьет твоих детей.

— Да, — хрипло подтвердила Маша. — Но не сразу.

— Что не сразу?

— Убьет… не сразу.

Родионов посмотрел на нее и понял, что тему лучше неразвивать.

Он глотнул еще кофе и поморщился — он не любил растворимый.Зачем только секретарша держит его в офисе? Журналистов, что ли, поит? Изэкономии?

— Маша, я думаю, что это все ерунда, просто ненормальныеразвлекаются. Нужно поехать в издательство и переговорить с Весником или скем-то из службы безопасности. Или с Марковым. Марков-то уж точно во всемразберется, причем быстро.

Валентин Марков был одним из владельцев издательства —молодой, напористый и решительный мужик, по слухам, друживший с «самим ТимофеемКольцовым», олигархом, которого до сегодняшнего дня никому пока не удалось ниистребить, ни упечь в каталажку. Тимофей Ильич на упористых слоновьих ногахстоял твердо, на мир поглядывал исподлобья, шуток ни с кем не шутил, вКуршавеле мировую элиту из себя не изображал, яиц Фаберже, футбольных клубов, атакже домов высокой моды и Виндзорских дворцов не покупал. Никому не удавалосьс ним… поладить, ибо он даже близко никого к себе не подпускал, а вот Марковкак-то сумел к нему приблизиться и войти в доверие.

Родионов Маркова слегка опасался, и, встречаясь, они, какдва опытных и осторожных хищника, кружили друг возле друга, косили глазами,трепещущими ноздрями втягивали воздух и молниеносно дергали боками — отвысокого напряжения чувств и эмоций. Они нуждались друг в друге, ибо чтописатель без издателя, что издатель без писателя — никуда и ни к чему не нужен!Родионов очень не любил ни о чем Маркова просить, и Маша об этом отлично знала,а потому его великодушие оценила, даже несмотря на ужас, который хоть и разжалзубы, но все равно еще скалился поблизости от ее горла.

— Но ведь он говорил про Киев, — пробормотала Маша,сглатывая слюну, отравленную ужасом. — Он говорил, чтобы вы не ездили в Киев!Откуда он знает, куда вы едете, если он ненормальный и развлекается? И откудаон знает имена моих детей?!

Родионов подумал.

Про киевскую командировку и вправду никто не знал, даже егомать, которой он давным-давно не звонил. Только вчера Маша поругалась сменеджером из рекламной службы издательства, потому что информацию о поездкесто лет назад должны были вывесить на личный родионовский интернет-cайт, да таки не вывесили.

Значит, кто-то свой говорил про вилы и угрожал Машинымдетям? Или человек, который знал кого-то из своих, кто знал про поездку иразгласил секретные сведения?! Родионов покрутил головой для прояснениясознания.

В шее что-то хрустнуло, а сознание так и осталось довольномутным.

Он писал детективы уже восемь лет и считался «корифеемжанра», но в жизни с ним никогда не приключалось никаких детективных историй!Даже бизнесом когда-то он занимался очень скучно и с упорством дебила. И бизнесбыл скучный, и окружение скучным, и бумаги были скучными, и банки — тожескучными, иностранными, никогда не прогорали, зато исправно платили проценты, искучный Дмитрий Родионов уходил на пенсию скучным богатым бюргером. Бизнес онпродал, положил в банчок еще кучку денег, повздыхал на свободе, пару раз съездилс гоп-компанией друга Сереги «на острова», пару раз там нырнул с аквалангом,пару раз напился, столько же раз проснулся поутру невесть с кем и заскучал ужесвирепо, до ненависти к себе.

От скуки и пришло ему в голову романчик сочинить! И хорошо,что пришло!… Друг Серега был рядом, он-то и порассказал историй про нормальных,совсем не скучных ребят, и Дмитрий Андреевич осторожненько эти истории поместилв свое произведение — так, чтобы никто из героев не догадался и не обиделся.

Никто не догадался и не обиделся, а Валентин Марков детективнапечатал, и началась игра на интерес, которая продолжалась уже восемь лет.

За это время из скучающего бизнес-пенсионера ДмитрийАндреевич Родионов превратился в Аркадия Воздвиженского, «гения нашего»,звезду, «талантище», и времени у него ни на что не хватало, и работы оказалосьвыше головы. И бессонница у него появилась, как у всякого порядочного молодогомужчины, и обмирающие курсистки стали бросать на Родионова томные взгляды иподносить ему блокнотики для автографов. И все телевизионные передачи до однойбыли счастливы, когда удавалось договориться со строгой и избирательнойпресс-службой и еще более строгим и избирательным секретарем Вепренцевой обучастии в них господина Воздвиженского. И мобильный номер приходилось менятьпримерно раз в полгода, потому что вездесущие журналисты узнавали и принималисьему звонить, а он… он не желал славы и почестей, он был вполне счастлив втишине и покое своего английского кабинета, наедине со своим романом, ему ненужно было всей этой суеты, обожания, поклонников, поклонниц…

И все это такое же вранье, как и то, что его никогда неинтересовали гонорары!…

Сказку про то, что гонорары его не интересуют, он сочинилсам, специально для Валентина Маркова. Неизвестно, поверил в это Марков илинет, однако исправно платил Родионову и условия игры принял. Если гению неугодно признаваться, что он меркантилен и суетен, как все смертные, — пусть егоне признается, мы тут, в миру, про суетность все очень хорошо понимаем.

Спору нет, он прожил бы и без гонораров, только на свои«пенсионные», накопленные скучным бизнесменским трудом, но зарабатывать ДмитрийРодионов, в отличие от Аркадия Воздвиженского, умел и более всего любил себя вискусстве, именно когда получал гонорары — очень, очень, очень «достойные», каквыразился один немецкий издатель, возжаждавший печатать труды господинаВоздвиженского в фатерлянде.