– Я даже не представляла, что бывают такие супы… каккрем! А вы меня научите такой варить?

– Матильда, я тебя знаю, ты наваришь здоровую бадью, иу всех будет болеть живот! – сказала я.

– Что ж я, дикая, что ли? Я просто, когда вернусь,сделаю французский обед и позову всех наших! Вообрази, как они удивятся!

Короче говоря, обед прошел весело и уютно. Ниночка искреннерадовалась нам.

После обеда она заявила:

– Дорогие мои, у меня через полчаса деловая встреча,она займет часа два, а то и больше. Что вы будете делать? Отдыхать?

– Нет! – решительно заявила Матильда. –Отдыхать в Париже? Никогда и ни за что! Ой, а вы обещали позвонить насчетсумки…

– Да-да, конечно!

Она куда-то позвонила и быстро-быстро заговорила по-французски.Я почти ничего не понимала.

– Ну вот что, – сказала Ниночка, закончивразговор. – Пока заявлений о второй сумке не поступало, я оставила им наштелефон. Мотя, там было много твоих вещей?

– Да нет, не очень, куртка теплая, мама на всякийслучай положила, огурчики для Игоря Васильича да полотенца пляжные, а ещевсякая мелочь…

– Значит, ты пока обойдешься?

– Обойдусь! – вздохнула Мотька. – Могло бытьхуже…

– Вот и отлично! Ася, если пойдете гулять,возвращайтесь не слишком поздно, чтобы я не волновалась!

– Хорошо, я тебе позвоню, если мы задержимся.

Ниночка переоделась и ушла. Мы остались одни.

– Ну что, Матильда, двинем?

– Куда?

– А ты куда хочешь – в собор Парижской Богоматери?

– Нет, это завтра! Сегодня хочу просто гулять поПарижу!

– Хорошо, гулять так гулять!

– Ась, как ты думаешь, сумка найдется?

– Думаю, да. А вот огурчики…

– Что огурчики? – испугалась Мотька.

– Боюсь, тот, кто их найдет, не удержится и слопает их!Уж больно они у твоей мамы вкусные!

– Да? – огорчилась Мотька. – Неужто банкивскроют?

– Я шучу!

– А если завтра никто не объявится с сумкой?

– Тогда мы сами поглядим, что тут, в этой сумке.

Вдруг там какой-нибудь адрес найдется, или имя, фамилия… Ноя думаю, что все будет в порядке!

– А если нет?

– Прекрати, Матильда! Тому человеку тоже его вещипонадобятся! Так мы идем гулять?

– Идем, конечно!

Мы вышли на улицу. Мотька вдруг закрыла глаза, втянула всебя воздух и громко выдохнула.

– Ты чего, Матильда?

– Дышу воздухом Парижа!

– Ну, воздух тут не самый лучший!

– Зато парижский!

Мы дошли до площади Виктора Гюго, потом по рю Коперник – доавеню Клебер и там сели в метро, которое страшно разочаровало Мотьку.

– Фу, ну и метро! Не сравнишь с Москвой!

– Я же тебя предупреждала!

– Мало ли что… Я не верила… Чтобы в Париже, и такоеметро… Давай скорее вылезем!

– Давай, – согласилась я. – Чтобы пересадкуне делать! Пересадки тут кошмарные!

Мы вылезли, дошли до бывшей площади Звезды, ныне Шарля деГолля, посмотрели на Триумфальную арку, а потом опять спустились в метро,проехали четыре остановки и вышли на площади Согласия… Погуляли вокругобелиска, добрели до сада Тюильри.

– Ой, мамочки, неужели я все это вижу? Это же счастьекакое, Асечка! Площадь Согласия, Тюильри, Триумфальная арка – да я же про всеэто столько читала…

Знаешь, я сегодня такая счастливая… Вот что, Аська…

Я… Нет, давай лучше помолчим…

– Давай! – согласилась я. Мне было понятноМотькино состояние. Наверное, всякий, кто попадает впервые в Париж, испытываетчто-то похожее… Все названия, знакомые с детства по многим и многим книгам,вдруг оживают, все виденные в кино и по телевизору достопримечательностиобретают объем, и человек чувствует, хотя бы на несколько минут, что попал всказку, в сбывшуюся мечту, пусть даже он никогда и не мечтал попасть в Париж…Интересно, а в Риме будет так же?

– А куда мы сейчас идем? – спросила Матильданемного погодя.

– На Елисейские Поля!

– Как жалко!

– Почему?

– Как жалко, что у нас только три дня…

– Мотька, перестань, ты же приедешь ко мне напасхальные каникулы!

– Аська, я знаю… Я теперь всегда буду хотеть в Париж… Яего.., люблю!

– Уже?

– Да! Это – с первого…

– Взгляда?

– Нет, с первого вдоха… А ты? Неужели ты его не любишь?

– Люблю, конечно, но… Пожила бы тут с мое, тоже поМоскве соскучилась бы.,. Да еще походила бы в эту школу, черт бы ее побрал…

– Все, я решила! Я, как вернусь, пойду на курсыфранцузского! И к пасхальным каникулам я уже смогу хоть немножко говорить… Мнеэто очень, очень нужно!

– Отличная мысль!

– И имя менять не стану!

Мотька постоянно твердила, что обязательно поменяет имя, ейсмертельно надоело, что почти каждый, знакомясь с нею, поет: «Кто можетсравниться с Матильдой моей!»

– Почему не будешь?

– Матильда… Это такое французское имя…

– Ты, Мотька, небось уже задумала покорить Париж?

– Да, – шепотом проговорила Мотька. – Яобязательно стану знаменитой артисткой и, когда приеду в Париж, буду говоритьпо-французски, как настоящая парижанка… Ой, чего это я несу? Я совсем ужспятила! – спохватилась Мотька.

– А что особенного? Мечтать не вредно! Между прочим,дед считает, что ты будешь выдающейся актрисой!

Он говорил Ниночке, я сама слышала!

Мотька вдруг подпрыгнула на месте.

– Ты не врешь?

– Зачем мне врать? Я просто забыла… Он еще на даче этоговорил, но тебя в тот момент не было, а потом я забыла.

– А почему, почему он это сказал? Какой был разговор?Асечка, умоляю, вспомни!

– Какой был разговор? Погоди, ах да, Ниночка сказала,что у тебя прелестное лицо…

– Так и сказала?

– Так и сказала, а дед сказал, что в тебе есть что-тотакое, что отличает только действительно больших актрис и что он уверен в твоемблестящем будущем.., и еще, что стоит тебе один раз появиться на экране, кактебя начнут приглашать сниматься снова и снова, но в этом самая большая для тебяопасность… Он считает, что любому таланту нужна хорошая школа…