склоняться. Просто изменилась для него (и тем предала его смерть, но – не предала его смерти); лицо её стало просто лицом. Лицом красивой женщины. Сейчас ничего в нем не было. Ни жестоких сказок прошлого. Ни медленного яда настоящего. Ни равнодушной непостижимости будущего.

Но история эта, как вы уже должны были понять, началась очень давно. Причём настолько давно (это было), что можно было (бы) вживую видеть, как новорожденный мир лучами лучится от счастья и боли; но!

Ещё не сказал Отец, что все это хорошо; но – уже сотворил Он человека-Адама из праха земного и глины (то есть из погоста матери-Геи) и добавил в него образ свой, и почти получил в человеке свое отражение; и (чтобы жил человек, чувствуя, что живет он жизнями разными) вдохнул ему в лицо (как в основу любых отражений) полное дыхание (дыхание жизни).

И стал (бы) тогда человек душою живой. И нужны стали (бы) тогда человеку нераздельными живая и мертвая жизни.

Рассказывают, что любая жизнь – это зеркало; но – не из стекла или хорошо полированной бронзы. В таком зеркале не увидеть ни живую, ни мертвую души. Это зеркало жизни получают исключительною и долгою шлифовкою глины; точнее, глиняных кирпичей мироздания.

Что за шлифовка? Уничтожение иллюзий. Как долго? Всю жизнь (а так же до и после). Именно об этом написал тот «поэт на мосту», с которым мимолетно пересёкся псевдо-Илия, идя к своей Лилит:

       – Но Феникс не откладывает яиц,        что делает его яйцо уникальным!        Это маленькое мироздание в определённых границах        исполняет желания, даже если они банальны.        Вот и я исполняю желания!        В них за кирпич кирпичиком тело для выживания        будет цепляться кровушкой, зрением, осязанием        и размножением родины, чтоб расползалась по глобусу.        Компас своё разложение всеоправдает пользой:        дескать, ткну пальцем в цель: ту, куда ветер дует!        Но Феникс не откладывает яиц        Не потому что дурень!        А потому что граница есть наивысшая пошлость… —

и хватит (пока) поэзии этого отступника (как раз тогда собирался в Москву перебежать, глупец, за карьерой); просто ещё раз мы сову эту разъяснили: почему встретился именно он?

Есть ведь и другие торопыги, которые бесконечно уповают на себя (на свою и чужую глупость). А так же на то, что именно они способны завершить Сотворение Мира. Такие (почти что) не-вольные каменщики (доля шутки).

Но иногда глина (иногда – сама собою, иногда – от какой-никакой, но шлифовки) начинала сиять аки чистый пламень солнца; иногда даже это не-до-совершенное зеркало начинало жить жизнью волшебной. Тогда и оно становилось готово отразить и отобразить живую (или мёртвую) душу.

И тогда глаза таких людей (такой глины) начинали видеть друг друга. Начинали быть достойны друг друга увидеть. Ни на что больше это зеркало не пригодно: только показать человеку: жизнь перед ним или смерть.

Так и стала нужна душе-кирпичику (кроме живой и мёртвой) ещё и волшебная жизнь (как иначе – чтобы сразу и без ирреальных иерархий – миротворение вершить?); и пришло тогда глиняному человеку-Адаму время обжига.

Тогда и была явлена Адаму его Первая Женщина.

Из плодороднейшего перегноя (остраненого, то есть – перекинувшегося в живое погоста) вышла она. И из воздушной пены морской (ах, как переплетались Стихии!), терпкой и влекущей. Вяжущей, как сладкий огонь её кожи во время близости. А так же бесконечной (в своих желаниях) и беспощадной (в их исполнении).

Была она недостижима. Как устремление к никогда не существовавшему единству Стихий. И никогда она не была подобна «ветхому» (сиречь древнему) Адаму – да и не могла быть, поскольку различны первоинтересы мужчины и женщины: см. вышеизложенные экскурсы в мужское и женское Начала.

Вот она и была чище и жарче пламени солнца; но – лишь для него.

Точно так, как и он был глиной – только для этого (для её) пламени; поэтому и сотворена она была совсем иначе. Не было у них (и в них) никакого деления на тьму и свет. Было в них единство сущностей и Стихий.

Потому – не только из солнечного, но и из лунного света сотворена была Первая Женщина. Что сразу дарило ей тёмную и сладкую власть (над адамовой глиной): ведь ночное светило (Луна) сродни Чёрному Солнцу (разбитому зеркалу).

Потому могла (бы) Первая Женщина ступать по ветхому праху земному (не утопая в нём); но – никакого праха ещё не было (ему только предстояло стать). Во всём была амброзия бессмертия. И пока что (это) бессмертие ещё никто не рождал в смерть (заперев во тленную плоть).

И пока что они были созвучны в своей первозданной мощи, Мужчина и Женщина. Как две равные и разные, и друг без друга бессмысленные половинки и земной плоти; но! Уже почти почти что небесной; поэтому – было им неизбежностью всегда знать друг о друге, узнавать друг друга в любом рассеянии.

Поэтому – (когда вдохнул Отец ей в лицо её жизнь) стала и она (или могла бы стать) душой живою; поэтому – нужны стали женщине живая и мертвая жизни.

Рассказывают, что и её жизнь – это зеркало (а после того, когда она стала тем, кем стала, даже один миг её жизни – бесчисленные зеркала), сотворенное из того пламени, что предназначено для обжига тех самых глиняных кирпичей, могущих стать кирпичами самого мироздания; но!

Не остановится тогда (заняв своё место) душа-кирпичик; но – перекинется тогда душа-кирпичик в чистое пламя солнца (во всеобъемлющем свете которого есть место и для отсветов Чёрного Солнца); из этого чистого и полного пламени мужская душа-кирпичик (после должной шлифовки) возможет стать зеркалом для своей Женщины; но!

Такого зеркала не даровал ей Отец; да и Адаму не даровал. Поскольку лишь малодушные берут жизнь мироздания даром (а им она как раз и