– Что же… посмотрим на малыша завтра вечером. Лично я мечтаю о теплой постели и кружке молока, – дядя шумно зевнул, удостоившись укоризненного взгляда от Фэльмы.

В карете меня крепко прижали к себе, и я положила мигом ставшую тяжелой голову на грудь Леону.

– О чем задумалась? – заботливо осведомился муж.

– О том, как провести завтрашний ужин без колюще-режущих приборов. Думаешь, все удивятся, если мы подадим только суп и паштет?

– Думаю, ты со всем справишься, только знаешь, я не уверен, кого именно ждал Ирлат. И не стоит ли мне начинать беспокоиться о чести своей супруги?

– Ревнуешь? – хихикнула.

– Пока нет, но предупредительные маневры не помешают.

Внезапно карета притормозила, дверца открылась, и внутрь шагнул Фридгерс, отряхнул плащ, дернул завязки, пробурчал:

– Ну и холодрыга.

– Не строй из себя девицу, лучше докладывай, – холодно обронил Леон, из чего я сделала вывод, что наемник – часть сегодняшнего плана. – Где твой учитель?

– Решил прогуляться, – дерзко ответил мужчина, – но на словах велел передать, что старая дура сама нарвалась, девчонка молодец, но следы надо уметь затирать. А что касается Шанти, – он подарил мне недобрый взгляд.

– Эй, побольше уважения, – одернул его Леон, – а то я вспомню, что по тебе давно палач плачет.

Наемник презрительно дернул уголком губ, демонстрируя, где он видел подобные угрозы, но взгляд смягчил.

– Так вот, что касается вас, дарьета, – изобразил он не поклон, а издевательство над ним, – просили передать, что лично засвидетельствуют почтение в ближайшие дни. По вам есть кое-какая информация, которую не мешало бы проверить.

Когда я наконец добралась до спальни, в голове шумело от усталости, и меня, точно пьяную, покачивало, как на волнах. Я отдалась в руки двух служанок, которые ловко раздели, запихнули в ванную, где я благополучно и уснула. Проснулась от сдержанной мужской ругани. Знакомый голос костерил служанок, оставивших меня одну в таком состоянии. Сильные руки подхватили из воды. Сквозь сон пришло понимание – достали голую, и я задергалась.

– Тише, дурочка. Рухнем и перебудим весь дом.

Я мигом себе это представила, фыркнула и окончательно проснулась.

– Полотенце захвати, – попросила, обнимая мужа за шею и прижимаясь к голому мужскому торсу. Исключительно, чтобы не упасть, ага, и не потревожить сон домочадцев.

– В бездну, полотенце, – жарко прошептали мне на ухо. Леон поставил меня на ковер и принялся губами собирать с кожи воду. От горячих поцелуев кружилась голова. Огонь томления волнами распространялся по телу, собираясь пылающим жаром внизу живота. Было так хорошо, что в голове шумело, как после пары бокалов шампанского. И мысли там сейчас появлялись исключительно неприличные.

Я хватала ставший горячим воздух, тихо охала, когда поцелуи касались особо чувствительных мест, изгибалась под ласками, потом, осмелев, сама начала изучать тело мужа, который был одет лишь в легкие домашние штаны.

– Хулиганка, – проворчал муж, когда я дернула его за волосы, но замер, когда требовательно потянулась к его губам. Позволил мягко коснуться их, тут же превратив легкий поцелуй в огненное торнадо, сминая и терзая мои губы.

– Маленькая моя, – шептал муж, неся меня на кровать, – горячая, смелая девочка.

«Девочка» счастливо улыбалась.

Утром за завтраком на меня косились. Фэльма о чем-то вздыхала, периодически отводя затуманенный взгляд к окну, дядя насмешливо щурился, Ракель одобрительно улыбалась и перед завтраком успела шепнуть, что знает парочку секретов, если у меня, конечно, хватит смелости их выслушать. Нужны мне ее секреты, когда у меня до сих пор в теле царила приятная усталость, а в голове начинало шуметь, стоило только вспомнить о том, что было ночью.

Раньше мне казалось наивысшим счастьем – это, вернувшись домой после бала, снять туфли, вытянуть уставшие ноги на постели или жутко голодной ворваться на кухню после утренней прогулки в лесу и стащить теплую булочку с корицей. Леон открыл мне совершенно новый мир чувств и наслаждений. Я и не знала, что тело способно быть таким чувствительным, остро реагируя на ласки.

В душе щекоталась, согревая, волна теплого счастья. Я улыбалась, вспоминая сонное утро в его объятиях. Так хорошо было лежать, ощущая, как сильная рука обнимает за талию, а вторая поглаживает подросшие за ночь волосы. Слушать ласковый, слегка укоризненный шепот «И кто у нас такая соня… Скоро все соберутся и будут ждать нас за завтраком. Мы же не хотим оставить всех голодными?» И получать шутливые поцелуи на попытку глубже закопаться в одеяло.

– Ты просто светишься, – вместо «Доброго утра» поприветствовала меня Ракель, – я была права?

Я зарделась и кивнула.

– Но если нужен совет, – девушка многозначительно вздернула брови, заставив меня покраснеть еще больше, – обращайся. Могу поделиться парочкой секретов.

«Никогда», – пообещала себе. Она такого наговорит, стыдно будет потом в глаза Леону смотреть.

Это было прекрасное утро. Завтрак в семейном кругу. Немного странно было называть семьей Фэльму и Ракель, но я прислушалась к себе и поняла, что эти двое вошли в мою жизнь. Фэльма удивительно органично оттеняла своими царственными манерами бесшабашность Ракель, а дядя всегда успевал вставать между ними, не доводя шуточные перепалки до скандала. На месте благородной дарьеты я бы держалась подальше от убийцы, но мать Леона продемонстрировала неженскую выдержку, легко приняв ситуацию, как она есть: была попытка похищения, ее пресекли. Честно сказать, я ждала скандала, обвинений в том, что снова испортила репутацию семьи, но Фэльма приняла все с философским спокойствием, только вздохнула:

– Бедные девочки, – и больше за вчерашний вечер мы не услышали от нее ничего про убийство. Порой мне казалось, что она устала бояться за сына за те дни, когда он гонялся за мной по стране. Поэтому сейчас ей было достаточно того, что он рядом, а все остальное ее не волновало. Или она морально готовилась к худшему, а потому такая мелочь, как стычка с магами – была в ее глазах действительно мелочью. Ведь нас ждал гнев его императорского величества. Вот чего она на самом деле опасалась.

И все же, это было чудное утро и прекрасный завтрак.

Тадеус-Эрам-Шари с неохотой открыл глаза, выныривая из сна. Впереди был еще один тоскливый до желудочных колик день. Можно было устроить казнь или публичную порку, но ничего нового он там не увидит. Все казни одинаковы, как балы или приемы. Даже театральные вечера и те больше не радовали. Слово лишнее на них сказать боялись, и выходило одинаково пресно с неизменно восторженными эпитетами в адрес императорской семьи.

Скучно! Заговор и тот закончился. Братец расстарался, порадовал пойманными заговорщиками, а потом… Тадеус поморщился, вспоминая кузена, и гнев подкатил к горлу.