– Не убивай? А кто говорит про убийство? Его бы я убил, а еене собираюсь. Когда хотят отомстить женщине, ее не убивают – это ни к чему! Ееуродуют, рвут ноздри, обрубают уши, как свинье!

– Господи, это уж…

– Тебя не спрашивают! Молчи, пока цел! Я ее привяжу ккровати. Если истечет кровью и умрет, я тут ни при чем. Плакать не стану. А ты,приятель, мне поможешь, для того я тебя и взял, одному мне не управиться. Еслибудешь отлынивать – убью! Понял? А если придется тебя убить, то уж и ее заодноприхлопну – тогда, по крайней мере, никто не узнает, чья это работа.

– Ну что ж, если без этого нельзя, тогда идем. Чем скорей,тем лучше. Меня всего так и трясет.

– Сейчас? А гости? Смотри не вздумай меня выдать, чтото ятебе не верю. Нет, подождем, пока свет погаснет, спешить некуда.

Гек понял, что за этим последует молчание, еще болеестрашное, чем все эти разговоры насчет убийства, и, затаив дыхание, живо шагнулназад; долго балансировал на одной ноге, с опасностью свалиться вправо иливлево, и наконец осторожно опустил другую ногу. Потом он сделал еще один шагназад, так же осторожно и с тем же риском, потом еще один и еще – и вдруг сучоктреснул у него под ногой. Он перестал дышать и прислушался. Ни звука – тишинабыла полная. Гек себя не помнил от радости. Он повернулся между двумя стенамикустов сумаха, осторожно, как поворачивает корабль, и с опаской зашагал прочь,но, выйдя на дорогу у каменоломни, почувствовал себя в безопасности и побежалтак, что только пятки засверкали. Он бежал все быстрее под гору, пока недобежал до фермы валлийца. Он так хватил в дверь кулаками, что из окон сейчасже высунулись головы старика и двух его дюжих сыновей.

– Что за шум? Кто там стучит? Что надо?

– Пустите скорей! Я все расскажу!

– А кто ты такой?

– Гекльберри Финн! Скорей отоприте!

– Вот как, Гекльберри Финн! Не такое это имя, чтобы передним все двери распахивались настежь! Пустите его всетаки, ребята, послушаем,что там стряслось!

– Только, ради бога, никому не говорите, что это я вамсказал, – были первые слова Гека, после того как его впустили. – Ради бога, ато меня убьют! Ведь вдова меня всегда жалела, и я все расскажу, непременнорасскажу, если вы обещаете не выдавать меня.

– Ей-богу, тут что-то есть, это он не зря говорит! –воскликнул старик. – Ну, валяй рассказывай, никто тебя не выдаст, паренек.

Через три минуты старик с сыновьями, вооружившись какследует, поднимались в гору и были уже у начала дорожки между кустами сумаха, сружьями в руках. Гек не пошел за ними дальше. Он спрятался за большим камнем истал слушать. Долго тянулось тревожное молчание, а потом вдруг сразу раздалисьвыстрелы и крики.

Гек не стал дожидаться разъяснений. Он выскочил из-за камняи пустился бежать под гору так, что дух захватило.

В воскресенье утром, чуть только забрезжил свет, Гек впотемках вскарабкался на гору и тихонько постучался в дверь старика валлийца.Все обитатели дома спали, но сон их был тревожен после волнений прошлой ночи.Из окна его окликнули:

– Кто там?

Испуганный голос Гека ответил едва слышно:

– Пожалуйста, впустите меня! Это я, Гек Финн.

– Перед этим именем моя дверь всегда откроется, и ночью иднем. Входи, милый, будь как дома!

Такие слова бездомному мальчику приходилось слышать впервые,и никогда в жизни ему не говорили ничего приятнее. Он не мог припомнить, чтобыраньше кто-нибудь приглашал его быть как дома.

Дверь быстро отперли, и Гек вошел. Его усадили, а старик совсем своим выводком рослых сыновей стал поспешно одеваться.

– Ну, сынок, надеюсь, ты как следует проголодался, потомузавтрак нам подадут, как только взойдет солнце, с пылу горячий, можешь бытьспокоен! А мы с ребятами ждали тебя вчера, думали, что ты у нас заночуешь.

– Я уж очень испугался, – сказал Гек, – и убежал. Какпустился бежать, когда пистолеты выстрелили, так и не останавливался целых тримили. А теперь я пришел потому, что хотелось все-таки узнать, как было дело; ипришел перед рассветом, потому что боялся наткнуться на этих дьяволов, дажеесли они убиты.

– Ах ты бедняга! Видно, ты устал за эту ночь, – вот тебекровать, ложись, когда позавтракаешь. Нет, они не убиты, вот что жалко. Видишьли, мы знали, где их искать, с твоих же слов; подкрались на цыпочках и сталишагах в десяти от них; а на дорожке темно, как в погребе. И вдруг захотелосьмне чихнуть! Вот незадача! Стараюсь удержаться – и не могу. Ну, думаю, сейчасчихну, – и чихнул! Я стоял впереди с пистолетом наготове, и только чихнул, этимошенники зашуршали – и в кусты. А я кричу: «Пали, ребята!» – и сам стреляюпрямо туда, где шуршит. Ребята мои тоже. Но все-таки они удрали, мерзавцыэтакие, а мы гнались за ними через весь лес. Кажется, ре задели ни одного. Ониоба сделали по выстрелу и тоже мимо. Как только не стало слышно шагов, мысейчас же бросили погоню, спустились под гору и разбудили полицейских. Онисобрали отряд и пошли в обход по берегу реки, а как только рассветет, шериф сосвоими людьми обыщет весь лес. Мои ребята тоже пойдут с ними. Хорошо бы знать,каковы эти мошенники с виду, это бы нам очень помогло. Да ведь ты их, верно, нерассмотрел в темноте?

– Нет, я их увидел еще в городе и пошел за ними.

– Вот это отлично! Так опиши их нам, опиши, мой мальчик!

– Один – это глухонемой испанец, которого видели в городераза два, а другой – бродяга, весь в лохмотьях, страшная такая рожа.

– Довольно, милый, этих мы знаем! Я сам на них кактонаткнулся в лесу за домом вдовы Дуглас, и они от меня удрали. Ну, ступайте,ребята, да расскажите все это шерифу, а позавтракаете как-нибудь в другой раз!

Сыновья валлийца тут же ушли. Гек вскочил и побежал за нимик двери.

– Ох, ради бога, не говорите никому, что это я их выдал!Ради бога!

– Ну, ладно, Гек, если ты так хочешь, но ведь это толькоделает тебе честь.

– Ох, нет, нет! Ради бога, не надо!

Когда молодые люди вышли, старик валлиец сказал:

– Они никому не скажут, и я тоже. А почему ты не хочешь,чтобы другие знали?

Гек не пожелал объяснять, сказал только, что про одного изэтих бродяг он и так уж много знает и не хочет ни за что на свете, чтобыбродяга про это узнал, а то он его убьет, непременно убьет.