Капитан Стерлядьев, молодой еще, хоть быстро и беспорядочнолысеющий человек, работал на Колыме уже три года и все три года не переставалсебя корить за то, что погнался за длинным рублем и подписал с МВД контракт наработу в этом мрачном краю, где от недостаточной инсоляции не усваиваютсявитамины и, как следствие, человек начинает быстро и беспорядочно терятьволосы, где и ножом могут в любую минуту пырнуть за милую душу. Особенно еслиты работаешь в медсанчасти Карантинки, огромного пересыльного лагеря насеверной окраине Магадана, в котором окопались самые страшные подпольные паханыблатного мира, включая даже, согласно весьма надежным источникам, самогонеуловимого атамана «чистяг» Полтора-Ивана. Здесь тебя могут подкольнуть не заздорово живешь, даже без «извините», просто могут, прошу прощения, в картыпроиграть капитана медицинской службы.

На оперативных совещаниях офицеров предупреждают, что неисключена возможность колоссальной вспышки окончательной битвы между «суками» и«чистягами». Агентура докладывает, что обе стороны подтягивают силы намагаданскую Карантинку из лагерей по всему Союзу, запасаются оружием, то естьточат и складируют где-то на территории какие-то пики.

И вот в таких условиях мы должны обеспечивать стабильноепрохождение рабочей силы на прииски. Попробуй обеспечь, если любой блатарьчувствует себя здесь хозяином, заходит в медсанчасть за справкой обосвобождении от работы с такой же непринужденностью, с какой вольняга заходит ваптеку за аспирином. А не дашь освобождения, смотрит волком, настоящим таежнымгадом с вонючей безжалостной пастью.

Поток рабочей силы практически обеспечивается только за счетполитических, да ведь и политический-то сейчас пошел не тот, какой, говорят,был в тридцатых годах. Процент интеллигенции значительно уменьшился, привозятбольше крестьян из западных краев, военнопленных и антисоветских партизан,которые с большим интересом и с большим знанием дела присматриваются кпулеметам на сторожевых вышках. Нет-нет, что-то не то происходит в стране,вдруг как бы тайно от самого себя начинал нашептывать доктор Стерлядьев, что-тонеладное происходит в стране, лагеря слишком разрастаются, в какой-то моментможет произойти общий взрыв, с которым никакая вохра не справится.

Эх, черт догадал попасть мне в эту систему с моими даннымиклинициста, отмеченными, между прочим, самим профессором Вовси. Ведь так прямои сказал в ответ на мою разработку больного Флегонова, 1888 года рождения, сосложным печеночно-дуоденальным синдромом: «У вас, молодой человек, есть вседанные, чтобы стать серьезным клиницистом». Мог бы не отстать от сокурсников, ведьвровень шел даже с Додом Тышлером, который, говорят, уже защитил докторскуюдиссертацию, стабильно удерживает пост старшего хирурга в Третьей градской,счастлив со своей дивной Милкой Зайцевой, никаких признаков быстрого ибеспорядочного облысения: в Москве пока еще витамины великолепно усваиваются.

И это все она, Евдокия, с ее неудержимым пристрастием кбуфетам, горкам, столам и креслам красного дерева и карельской березы. Ведьтолько лишь ради того, чтобы денег набрать для бесконечных покупок всей этойантикварщины, и спровоцировала она вербовку в МВД, на Колыму. Вот накупит всегоэтого добра, расставит и сядет посредине в бархатном платье, бездетная ЕвдокияСтерлядьева. Вот предел счастья, картина Кустодиева!

Таким раздраженным мыслям предавался дежурный врачмедсанчасти, пока команда, зады которой он лицезрел в первых строчках главы,мылась под обжигающим – регулировке зековским составом не подлежит! –душем.

После помывки вошел сержант, гаркнул с прирожденнойсвирепостью:

– Построиться в одну шеренгу!

Зеки неторопливо разобрались, уставились на сержантанехорошими взглядами. Он должен был их отвести по коридору на осмотр к капитануСтерлядьеву, а потом, не дав никому опомниться, выдать всем этапные телогрейкии ватные штаны для отправки вверх по трассе. Вместо этого он почему-тосмешался, этот сержант. Прямо на него смотрел светлыми безжалостными глазамиплечистый молодой мужик с сильно развитой грудной и ручной мускулатурой,поджарым животом и хорошим, темной замши, елдаком. Сержант хотел было уже скомандовать«Направо! Вперед – марш!», однако только рот открыл да так и застыл подвзглядом этого авторитетного урки, чье фамилие, кажись, было Запруднев.

– Поди-ка сюда, Журьев, – тихо сказал сержанту зек,скрещивая руки на груди, где в отличие от остальной папуасины вытатуированыбыли над левым соском только птичка-бабочка да блядская головка. Э, нет, это неблядская головка у него, а маленький Ленин с кудрями, защитник всего трудовогокрестьянства. Наверное, чтобы в сердце ему не привели в исполнение высшую меру,заделал себе Запруднев этого малыша. Сержант приблизился и подставил ухо, прячаглаза.

– Поди скажи лепиле, что Полтора-Ивана приказал нашу командуна Север не отправлять, – раздельно и понятно, очень доходчиво произнесЗапруднев.

Сержант похолодел, потому что сразу понял, что это всерьез.У сержанта, можно сказать, сразу очко сыграло, потому что не всерьез имяПолтора-Ивана в зоне не употреблялось, а если кто пробовал с этим именемпошутить или приврать, немедленно получал хорошую пробоину во внутреннихорганах.

Похолодев, сержант на цирлах почимчиковал к дежурномуофицеру медслужбы; ребята улыбались. Официально эта команда называлась «Поуходу за территорией», и сейчас после приятного, хоть и слишком горячего, душаона, не дожидаясь распоряжений, вместо перехода в этапный отсек пошла одеватьсяв свое обычное.

– Товарищ капитан, – задышал в ухо Стерлядьеву сержантЖурьев недопереваренной картофью, – тут мне зек передал от Полтора-Ивана,чтобы «По уходу за территорией» на прииски не отправлять.

Паника протрясла хрупкую конституцию Стерлядьева. Впервыевот так до него впрямую дошел приказ лагерного Сталина, Полтора-Ивана.

– Ладно, Журьев, ты мне ничего не говорил, я ничего неслышал. Отпусти людей, – пробормотал он, вытирая липкий и холодный – что:пот, лоб, лобпот, потлоб?

Между тем людей и отпускать-то было не надо: они самиразбрелись по обширной зоне. Кто в АХЧ подался, кто в КВЧ, кто в УРЧ, кто покочегаркам разошелся, кто в пищеблок, кто в пошивочную: дел было немало набольшой территории Карантинки, и везде эти люди вели приглушенные разговоры,вымогали, запугивали, распоряжались, ибо группа «По уходу за территорией» быласамым что ни на есть костяком воинственных «чистяг», подчинявшимся толькосамому таинственному Полтора-Ивану, которого, признаться, даже из них никто вглаза не видел.