Внезапно я поняла, что Амброзиус был одет по-дорожному. Он действительно собирался уехать, только не один. Меня они оба так и не заметили. Постояв еще немного, я тихонько ушла к себе, пытаясь смириться с ощущением горькой потери.

* * *

После завтрака дом опустел, как брошенная раковина. От Батлера я узнала, что лорд Фонтерой все-таки уехал в Астилию. Уехал – и даже не попрощался. Потом нас покинули Элейн и Амброзиус. Батлер с Агатой общими усилиями стащили по лестнице тяжеленный дорожный сундук. Почтовые лошади фыркали, нервно переступая у ворот, пока Джейн бегала наверх за какими-то забытыми второпях мелочами. Наконец, карета укатила, оставив на дороге троих провожающих: меня, Агату и миссис Бонс. Сентиментальная повариха даже смахнула слезу.

Я, конечно, не плакала, но у меня тоже кошки скребли на душе. Бесцельно бродя по дому, я разглядывала пустые комнаты, казавшиеся теперь угрюмыми, темными и неприветливыми. Словно вместе с Элейн из дома исчезли уют и теплота. Только в спальне еще сохранился отпечаток ее живой, энергичной натуры. На столике осталась чашка с недопитым кофе. В гардеробной висели ряды платьев: темно-синее, в котором она была на приеме, серебристое – для театра, темно-красное… От муслина, атласа, шелка и жоржета исходил еле уловимый аромат мелиссы и магнолии. Сидя здесь, легко было представить, что хозяйка этих изящных туалетов просто ненадолго отлучилась. Элейн предпочитала густые, насыщенные цвета и струящиеся силуэты, которые очень подходили к ее пышной яркой красоте. Проводя пальцем по ободку чашки, я вспоминала день ее приезда: веселую суету, ворох сундуков, загромоздивших половину холла, оживленный смех, доносившийся из приоткрытой двери в гостиную. В то время я ее не знала и заранее опасалась. Как же я ошибалась! Сегодня Элейн уехала налегке, не взяв с собой почти ничего, кроме верной Джейн. На миг я остро пожалела, что не могла уехать вместе с ними.

Спустившись в холл, я обнаружила там мистера Батлера. У него, очевидно, был свой способ справляться с печалью. Вооружившись скипидаром, пчелиным воском и куском чистого полотна, он наводил последний лоск на дубовые перила.

– Эту лестницу прадед лорда Кеннета спроектировал сам в то время, когда строился дом. Сразу после Великого пожара, – сказал дворецкий, не отрываясь от своего занятия. – Вы могли видеть его портрет в спальне леди Фонтерой. Или в библиотеке.

«А гобелен, висящий в библиотеке, наверняка соткала прапрабабка Кеннета, сидя в башенном покое своего замка, чтобы скоротать время между набегами», – подумала я. Со всех сторон меня окружали деяния предков лорда Фонтероя, далеких и не очень. Особняк на Гросвен-стрит был настоящим фамильным гнездом, здесь берегли старинные вещи, которые образовали как бы связующую нить, протянутую сквозь века.

В отличие от них, у меня ничего подобного не было. Я вдруг осознала себя какой-то былинкой, прибившаяся к кряжистому дубу, корни которого уходили далеко в прошлое. Даже не былинкой, а сорняком, учитывая мою неказистую биографию. Перекати-поле. Если мистер Батлер хотел намекнуть на неуместность моего пребывания здесь, он не мог бы придумать лучшего способа. Теперь, после отъезда Кеннета и Элейн, мне не имело смысла оставаться. Я приготовилась сообщить, что сегодня же избавлю их от своего присутствия, однако Батлер меня опередил:

– Перед отъездом лорд Кеннет особенно настаивал, чтобы вы задержались у нас хотя бы до возвращения мистера Тревора, если вам не сложно. Мистер Тревор должен вернуться на днях.

Вероятно, за годы работы с таким сложным хозяином, как лорд Фонтерой, Батлер развил в себе способность читать мысли.

– Также я хотел сообщить, что для вас пришло письмо от мисс Виверхэм.

Письмо действительно лежало на свеженачищенном подносе. Поблагодарив, я взяла его и ушла к себе. К сожалению, Селина не писала ничего утешительного. Меллинг упорно продолжал избегать ее общества, даже носа не показывая на Квендич-сквер. Несчастная девушка взяла на себя смелость отправить ему записку, но в ответ получила только жалостное послание с сетованиями на злую судьбу и обещаниями встретиться в другой, лучшей жизни. Отец Меллинга еще не приехал, его ждали со дня на день. Последние строчки, написанные Селиной, я почти не могла разобрать, настолько они расплылись от слез.

Отложив в сторонку этот воплощенный в бумаге крик отчаяния, я почувствовала раздражение. Жизнь и без того слишком грустна, чтобы изводить себя надуманными проблемами! У этих бестолковых щенков было все, что нужно для счастья, но нет! Один нагородил в своем воображении каких-то немыслимых препятствий, а другая сидит и страдает вместо того, чтобы хорошенько встряхнуть любимого за шиворот и указать ему, в чем суть его заблуждений.

Досада на Селину с Меллингом заставила меня взбодриться, отложив унылое настроение до более подходящего момента. Обдумав ситуацию, я принялась собираться. Когда я снова спустилась в холл, Батлер уже покончил с перилами и теперь занимался старинными часами. Полированный темный дуб и начищенная медь просто сияли. Не оборачиваясь, он произнес:

– Я взял на себя смелость нанять для вас кэб, мадам. Он ждет у ворот. Сегодня в городе достаточно спокойно.

– Спасибо! – с чувством ответила я. – Дорогой Батлер, вы просто волшебник!

Таким образом, приблизительно через час я, кипя от гнева, дергала за звонок возле двери, за которой жил мистер Меллинг. Мне не хотелось облегчать жизнь эшентаунским сплетникам, поэтому вместо обычной накидки я надела просторный бурнус и шляпу с вуалью.

На лакея, неохотно приоткрывшего дверь, я не обратила никакого внимания. Он бубнил что-то вроде «господин не принимает», но я, не дослушав, вихрем влетела в гостиную. Здесь было темно, не топлено и неуютно. В холодном полумраке не сразу можно было различить фигуру мистера Меллинга. Наш поэт сидел за контрокой в углу, зябко кутаясь в толстый ватный халат, и таращил на меня глаза, как филин в ночи. Выглядел он нездоровым и бледным, горло до самого подбородка было замотано шарфом. Я глупо застыла посреди комнаты, чувствуя себя как рыцарь, который приготовился сражаться с драконом, а навстречу ему из пещеры выполз тщедушный котенок. Черт бы побрал этого стихоплета! Похоже, он всего лишь подхватил лихорадку и в приступе меланхолии настрочил Селине прощальное письмо, а она, дурочка, вообразила себе невесть что!

– Мисс Энни? – растерянно проговорил Меллинг, не двигаясь с места. – Я… я не ждал, не рассчитывал…

– Ох, извините! – окончательно смутилась я. – Просто на Квендич-сквер очень беспокоились о вас, вот я и решила вас навестить.

От этих слов на скулах Меллинга заалели яркие пятна. Я же, осмотревшись, успела отметить некоторые детали. В пустом камине явно давно не разводили огонь, хозяин квартиры мялся, как грешник в аду, а его лакей, хоть и держался безупречно на первый взгляд, пренебрежительно задирал нос. Это говорило о многом. В этом доме пахло нуждой и безденежьем.

– Как у вас холодно! – передернула я плечами, снимая перчатки. Пока поэт суетился возле конторки, собирая рассыпавшиеся листы, я незаметно поманила лакея в коридор и отправила его за углем, велев еще купить еды в трактире.