Ребята начали потихоньку общаться, однако голоса были тихими, чтоб не беспокоить больного, а темы – отвлечёнными, чтоб не скатиться в привычные ссоры. На той же речке им встретилась мельница; Марк, вздохнув, взял денег и отправился внутрь. Обратно он вышел с ощипанной куриной тушкой.

На второй день травяных горьких настоев жар наконец-то начал спадать. Ноги всё ещё горели, да и кашель не пропал никуда. Но хотя бы просто лежать было уже не так больно. В городок они заезжать не стали – объехали по краю и двинулись дальше. Марк никому не уступал место возничего, и очень нахваливал Мяту, её покорность и знание команд. По части дисциплины Ромашка с ней ни в какое сравнение не шла.

Когда на следующие сутки Фаусту стало легче настолько, что он больше не задыхался в кашле после каждой произнесённой фразы, он наконец вылез из-под своих одеял и велел Гнею достать дневник. Там немного было написано, только про первые две деревушки – да и то не полностью. Когда мастера прочитали записи, он, то и дело прерываясь на свой горький чай, принялся рассказывать дальше. На медвежьей княжне Марк не смог сдержать изумления – он сразу вспомнил, кто это такая. А, как только рассказ дошёл до столичных музыкантов и прогулок с девчонкой, Корнелия засопела недовольно, но вида не подала.

– Так значит, у нас не совпадают праздники в честь начала новой луны… и надо было поспешить, – вздохнул Марк. – Кто ж знал? Если б были все вместе в городе, то, верно, всё было б хорошо.

Фауст грустно кивнул, укутавшись в покрывало. Он продолжил рассказ – про внезапный караул с утра, про неделю в темнице. Про охранника, который, казалось, один в городе отнёсся к нему, как к человеку, про бунтарей на улицах и про сегодняшнее утро. Единственное, о чём он не стал рассказывать – так это про его видения, которые терзали его днём и ночью.

– Прямо за мной обрушились горящие балконы на проезд, – закончил наконец он, – я слышал, что он командовал обойти площадь другими дорогами, но, похоже, задержался из-за паникующей толпы. Я потому так и торопился, – едва слышно добавил Фауст, – не знал, когда нагонят… и что будет после.

Корнелия положила ладонь на его руку.

– Теперь всё хорошо, – тихо ответила она, – ты в безопасности. Ещё немного, и мы пересечём мост. Там тебя точно никто не достанет.

Он кивнул чуть заметно. Марк снова полез менять лошадей для отдыху, Гней занял тёплый медвежий мех и задремал, а Корнелия опёрлась тихонечко на его плечо и замолчала. Фауст думал о том, что его ждёт дальше. Он понимал, что последствия сегодняшнего дня будут не только у раненых жителей Ивкальга. Понимал, что, если он доложит о послах, ему придётся выдать всю правду о том, что произошло в городе и деревнях по пути. И ещё понимал, что разразившийся после скандал навсегда закроет ему путь к наследству. Корнелия осторожно тронула его за плечо.

– Тебя беспокоит что-то? – спросил она, глянув ему в глаза. Он пожал плечами.

– Я думал дать жалобу в королевскую приёмную, чтоб они решили вопрос с посольством, – негромко ответил он и чуть кашлянул, – а сейчас вдруг понял, что после проблем не оберёшься. А если не дать… наверняка кто придёт из Ивкальга. Со всех сторон всё паршиво.

– Оттуда никто не придёт, – девушка покачала головой, – иначе им придётся признаться нашим властям, что они без суда хотели казнить чужестранного аристократа. Последствия после того будут похуже сожжённой площади.

– Думаешь?.. – недоверчиво спросил Фауст. Она кивнула.

– Если ты хочешь спокойствия, – она снова взяла его за руку, – не говори никому. Оставь это только между нами. Пока о том никто не знает, ты в безопасности.

– А послы? Если они вернутся в Мотас и… и…

– И признают, что пошли спасать свои шкуры вместо защиты интересов города? – грустно улыбнулась Корнелия. – Им хватит ума не заявляться с претензиями. Даже если наплетут, что имперцы напали на них своей волей, клубок всё равно распутается, и всё придёт к тому, что они не выполнили своих обязанностей. Уж поверь, ты для двора куда важней, чем они.

– Спасибо, – прошептал Фауст. После её слов на сердце стало спокойно и тихо-тихо. – Кажется, твоей волей я снова могу жить, – он чуть улыбнулся. Она погладила его по волосам и снова прижалась к плечу.

– Могу ли я надеяться, – вдруг спросила девушка, – что после всего ты останешься тем же человеком?

Помедлив, Фауст покачал головой.

– Я уже не знаю, что со мной творится, – он отвёл взгляд, – но я уверен, что добьюсь прав на семейное дело. Теперь я… понимаю, зачем это нужно.

– О как… – негромко ответила Корнелия. – Хорошо, если у тебя получится.

Марк снова сел на своё место и хлопнул в ладоши. Гней недовольно забурчал и перевернулся на шкуре.

– Мы отправляемся, – объявил парень, – теперь – до самого моста безо всяких остановок. Завтра будем на месте. Девчата отдохнули и смогут пройти путь без привалов.

Около деревушки по пути, в которой так хорошо встретили Гнея, они тоже останавливаться не стали. Корнелия оставила Фауста отдыхать и пересела к Марку. Гней хотел было сесть на Ромашку верхом, чтоб хоть чуть-чуть разгрузить телегу, но кобылка достаточно наглядно дала ему понять, что для таких переездов не создана; хорошо хоть позади камней не было, иначе б расшиб он себе голову после падения. Взяв свой дневник, Фауст тоскливо полистал страницы, а после истребовал себе у Гнея перо с походной чернильницей. Больше в этот день он голосу не подавал: только сидел, опершись на свёрнутые одеяла, и строчил что-то на своих листах без перерыва. Корнелия дважды заглядывала через плечо; в первый раз она обнаружила просто исписанные мелким почерком страницы и несколько клякс, а во второй на листах появились какие-то чертежи, подозрительно напоминающие оружие стрелецких отрядов, но с массой стрелок и зачёркнутых подписей. На все вопросы Фауст только отмахивался и огрызался, после, впрочем, негромко извиняясь. Вздохнув, она снова отсела к Марку.

– Что осенью будем делать? – наконец тоскливо спросила она. – На сбор урожая снова праздники ж будут. Можно хоть по пригороду прокатиться.

– Если работы не будет, то я с радостью,