Один с перекошенным лицом принялся тыкать пальцем в потолок.

– Там? – догадался Родион.

– Ага, там касса…

– Всем на пол! – распорядился он, извлек из-под курткизаранее припасенную нейлоновую веревку. – Мордой вниз, руки заспину! – повернулся к одной из девчонок, юному созданию, трясущемуся отстраха. – Возьми ножик со стола. Режь веревочку… вот так, умница… А теперьсвязывай этих джентльменов, да смотри у меня, на совесть…

Хлюпая носом и косясь на него, она присела на корточки истарательно принялась за работу. Один из «джентльменов», не отрывая лица отпола, подал голос:

– Ты, отморозок, нарвешься еще…

Родион легонько пнул его под ребро, и отрок замолчал.Оглянулся на девчонку и кивнул:

– Так, теперь даму… А теперь сама ложись, будь умницей.

Связал ей руки-ноги, стараясь не особенно туго стягиватьверевку, по узенькой шаткой лесенке поднялся на второй этаж. Оглядевшись,выдвинул ящик обшарпанного стола, горстью, словно крупу черпал, принялсяпереправлять в карман разноцветные бумажки. Не было времени отсортировывать мелочь,и он греб все подряд.

Уже повернувшись, чтобы уйти, взглянул через плечо на стол.Вообще-то владельцы автомашин, загнав их на стоянку, забирают ключи с собой –чтобы не катались этакие вот сторожа, но иногда и оставляют, если нужно,например, прогреть двигатель холодным утром. На столе лежали три кольца сключами – и на одном посверкивал никелем фирменный брелок со знаменитоймерседесовской звездой.

Сопоставив ключи с увиденным на стоянке мерсом, Родион, нераздумывая, по-хозяйски прибрал их со стола и спустился вниз. При его появлениияростные маты умолкли. Он присел на корточки над ближайшим:

– Ключики – от того мерса, что у вас стоит? – неполучив ответа, прижал дуло к виску юнца. – Ну?

– Ага, – зло пропыхтел тот. – Дядька просил поутрянке движок прогреть…

– Родной дядька-то?

– Ну…

– Лежи, племянничек, – хмыкнул Родион и вышел. Увереннодвинулся к «мерседесу» – ни разу в жизни не сидел в такой машине, не говоря ужо том, чтобы ею управлять, искушение оказалось слишком велико…

Когда он открыл дверцу, не последовало ни звуковых, нисветовых эффектов, тишина осталась ненарушенной. Мало кто включает на ночьсигнализацию, полагаясь на отвечающих потрохами сторожей…

Дверца захлопнулась бесшумно – словно шпага вошла в ножны.Упруго-мягкое сиденье прогнулось под ним ровно настолько, чтобы стало удобно.Растягивая шалое наслаждение, он не спеша закурил, стряхнул пепел на пол.Вставил ключ, повернул.

Мощный мотор замурлыкал едва слышно. Родион вывел машину вворота. Управиться с германским битюгом оказалось гораздо легче, чем емупредставлялось: «мерседес» откликался на малейший поворот руля спредупредительностью дорогой шлюхи, оказавшейся в постели щедрого миллионера.Казалось, он угадывает желания водителя.

Как всегда в столь поздний час, машин на улицах было немного,и Родион несся, то и дело нарушая правила, вылетая за непрерывную линию, неуступая проезда там, где следовало бы, обгоняя попутных и заставляя шарахатьсяк обочине встречных. Сердце заходилось в ликующем восторге. «Вот этожизнь! – крутилось у него в голове. – Вот это жизнь!»

Пора было поворачивать, он забрался слишком далеко от места,где оставил «жигуль», – но не нашлось сил и желания повернуть руль,вернуться к своей разбитой таратайке…

Заорав в совершеннейшем упоении что-то неразборчивое, он завертелруль – и «мерседес» послушно выписал на дороге широкую синусоиду, заставиввстречную машину буквально выпрыгнуть на тротуар, она едва не врезалась вкиоск, визжа тормозами, уткнулась капотом в хлипкую оградку возле магазина«Подарки».

Родион помчался дальше. Справа показались сине-белыемилицейские «жигули», неспешно въехали на перекресток, Родиону согласно всемписаным правилам полагалось бы уступить дорогу, он-то ехал по второстепенной –но вместо этого нога сильнее притоптала педаль газа, руки сами собой крутнулируль чуть вправо…

Отчаянный скрежет раздираемого железа, удар… Сине-белуюмашину развернуло, она вмазалась левым бортом в лакированный бок «мерседеса»,Родион успел заметить в мертвенно-бледном свете уличных фонарей две искаженныефизиономии, показавшиеся невероятно глупыми, – и мерс, подобно хорошемускакуну, вынес случайного седока из схватки, «жигули» отлетели в сторону.

Родион несся дальше. Правая фара погасла, что-то назойливоскрипело – похоже, надломившееся крыло задевало покрышку, но мощная машинатянула исправно, как прежде, подчиняясь легкому движению рук.

Вновь вернулся трезвый расчет и самообладание – правда, какс гордостью отметил Родион, без малейшей примеси страха. Следовало кончать сдетскими играми. Если рация у них осталась в целости, немедленно начнутвызывать подмогу – он на их месте тоже пришел бы в ярость от такого хамства.Буквально через несколько минут начнется охота по всем правилам, что бы там ниговорили, ночная дежурная рота работает четко…

Он резко сбросил газ, свернул в знакомый двор, проскочил егонасквозь и, выбравшись на широкий проспект Революции, погнал в противоположнуюсторону. Появилась встречная машина, и по закону подлости оказалась милицейскимуазиком, но Родион, вдавив педаль до пола, рванул по длиннющему проспекту так,что они неминуемо должны были его потерять.

…И потеряли. С превеликим сожалением бросив «мерседес» возлебулочной, он нырнул под арку и, попетляв проходными дворами, добрался до своейтаратайки. Никто на нее за это время не польстился. Дальше пошло по испытанномусценарию: пистолет – в старательно опустошенный от мякиша через прорезаннуювнизу дырку каравай хлеба. Подстелить газетку и положить каравай на сиденьерядом с водительским – хлебца купил в дом хозяйственный мужичок. Камуфлированнуюкуртку – свернуть в комок и бросить на заднее сиденье. Капюшон – в бардачок.Пистолет, конечно, придется дома разобрать и тщательно почистить от неизбежныхкрошек, но это будет крайне приятное занятие – нечто вроде вечерней молитвы дляверующего…

Откинувшись на спинку сиденья, он с удовольствием закурил.Наскоро, небрежно пересчитал добычу – ерунда, тысяч триста, против прошлыхподвигов сущая мелочевка. Какой-нибудь бабке отдать, что ли? А это мысль,господа варнаки, что-то мы в последнее время стали сущими эгоистами, гребем всек себе да к себе, пора подумать и об изнуренном реформами народе…

Сигарета казалась восхитительной. Едва вышвырнув в окноокурок, он закурил новую. Кровь горячо растекалась по жилочкам, насыщеннаяэтаким электрическим бурлением, умом он понимал, что следует тихонечконаправиться домой, соблюдая все до единого правила движения, даже те, что поночному времени в отсутствие вблизи милиции можно проигнорировать.

Но сердце и душа просили варварства и разгула. Переход вдомашний мирок, где ему вновь предстояло стать затюканным принцем-консортом,казался невыносимым. Правда, безумием было бы выходить надело наобум, ничего необдумав, не просчитав, не проведя разведки – это-то он понимал, не был ниидиотом, ни взбалмошным пацаном…