— С-сука, – сказал Родион громко. – Пидерставленый, дождешься ты у меня…

А вот появления еще одной заметочки он никак не ожидал…

«Отлуп меценату.

Живы еще в граде Шантарске традиции славных доболъшевистскихмеценатов Гадалова, Юдина и иже с ними… Позавчера днем некая то ли пьяная, толи обкурившаяся конопельки личность облагодетельствовала пачкой купюр нашупрестарелую землячку, торговавшую на площади Чехова пивкоми табачком. При этомличность силилась заплетающимся языком объяснить, что ощущает себя меценатом.Не исключено также, что в нее, в личность оную, вселился дух Гадалова илиИваницкого – точнее не разобрала опешившая бабуся. И, как учили ее в детственесгибаемые красные комиссары, проявила здоровую пролетарскую бдительность,обратившись в ближайшее отделение милиции с рассказом о странном благодетеле.Случаю было угодно, чтобы там в поисках сенсации пребывал ваш корреспондент.Проверив денежки на предмет подлинности и констатировав таковую, стражи закона,добросовестно почесав в затылке, вернули деньги бабуле, рассудив, что иначевроде бы и поступать не следует. Бабуля несколько испугана – мало она светлогов жизни видела, пужает старушку такое меценатство… Ну, с паршивой овцы хотьшерсти клок – все меньше просадит на конопельку наш неизвестный последовательЮдина…»

Вот это уже был удар ниже пояса. Отдавая взятые наавтостоянке деньги приглянувшейся ему бабуле, Родион был трезвехонек – анаркотиков в жизни не употреблял. Вполне возможно, он и был несколько невнятен,косноязычно пытаясь объяснить, что вот пришла ему в голову такая мысль,захотелось помочь бабуле… Сколько же можно терпеть издевательства от нахальногосопляка?

Ненавидяще глянув на фотографию лобастого и губастогосубъекта, Родион смял страницу в кулаке. Недобро ухмыльнулся в пространство.Вспоров ногтем пластиковую обертку, аккуратно поставил на столе в ряд десятьсветло-желтых, длинных патрончиков с дробовым зарядом. Тщательно подровнялшеренгу. На трех таких хватит…

Под локтем у него неожиданно замурлыкал телефон.

– Да! – бросил он все еще зло.

– Можно попросить Клайда? – послышался звонкий женскийголосок.

– Какого еще… – проворчал он недовольно, и тут до негодошло. Даже поясницу свело непроизвольной судорогой. Он радостно вскрикнул: –Соня?!

– Она, грешная, – весело ответила девушка. –Насколько я понимаю, можно свободно говорить?

– Еще как, – подтвердил он чуточку севшим голосом.

– Я девушка современная, а потому с ходу сама назначаю тебесвидание… Не против?

– Ну что ты! – обрадованно выдохнул Родион. –Слушай, можешь приехать туда, где…

– Увы… – засмеялась она. – Помнишь, что я теберассказывала про суровых родителей, уверенных в благонравии единственного чада?Все это истине полностью соответствует, а потому умерь пыл чуточку… Завтрасможешь вырваться часов в одиннадцать утра?

– Еще бы…

– Вот и ладушки. В одиннадцать, в сквере Декабристов. Цветыне обязательны, свидание большей частью деловое…

– Что, удалось… – У него не хватило духу продолжать.

– Я бы сказала, перспективы ослепительны… – дразнящимшепотом промурлыкала Соня. – Великолепно идут дела, напарник, завтра будето чем поговорить…

Сквер Декабристов, вопреки респектабельному названию, являлсобою невеликий кусочек зеленых насаждений, главным образом чахлых тополей, сполудюжиной дорожек и десятком желтых лавочек без спинок. Были еще газончики,где главным образом писали хозяйские собаки из близлежащих домов, что вызываловечные раздоры меж их владельцами и любителями чистоты. А посередине скверикана невысоком каменном постаменте красовался бюстик самого знаменитого изсосланных в Шантарск декабристов, поручика Ипполита Ентальцева.

Поручик глядел соколом, гордо вскинув голову с кудрями а-ляЛермонтов. Лениво покосившись на него, Родион присел на скамейку. Благодарязнакомству с потомственным краеведом Мишей Мамонтовым, двоюродным братом Лшейного однокурсника, он во всех деталях знал историю поручика, напрочьрасходившуюся с официальной версией…

Поручик Ипполит Ентальцев, фат и гуляка, в политикеразбиравшийся самую малость получше, чем лошадь Медного Всадника, угодил вдекабристы то ли по чистой случайности, то ли из-за своего легендарногоневезения. Состоя в тайном обществе «Хмельные свинтусы», чья деятельность неимела никакого отношения к просвещению народных нравов, ограничиваясь охотой задоступными девицами и устройством с оными афинских ночей с гвардейскимивыдумками, о существовании каких-либо иных секретных кружков поручик и неподозревал. Четырнадцатого декабря он, воссев на извозчика, отправился сбольной головой и пустым карманом объезжать знакомых в рассуждении, где быпохмелиться. Узрев на Сенатской площади непонятное скопление войск и высмотревв их рядах доброго знакомца Сашеньку Одоевского, Ентальцев припустил к немузанять под честное слово рублей десять, а если повезет, то и четвертной,совершенно не подозревая, что ненароком угодил в эпицентр грозных историческихсобытий. Тут-то и началось – атака верной Николаю Павловичу кавалерии нахлипкие ряды инсургентов, картечная пальба, разброд, смятение и общее бегство…

Вместе с остальными сцапали и поручика. Подобно многим,взятым случайно, он имел все шансы выпутаться, но вновь вмешался рок в лицеделавшего новоиспеченному государю доклады флигель-адъютанта Левашова, укоторого недавно Ентальцев отбил француженку-модистку, неподражаемо умевшуюисполнять только что завезенный из Парижа куртуазно-амурный прием под названием«Le minet». Левашов, тщетно пытавшийся обучить этому приему своих крепостныхдевок (руками и ногами отбивались, дурехи, по исконно российской косности),пропустить такого случая из-за врожденной подлости характера никак не мог – инашептал на ушко государю уйму вранья, превратив беднягу Ентальцева впрожженного карбонария, одного из авторов пестелевской конституции и чуть ли непобочного внука Вольтера. Николай Павлович, от свежепережитого страха злющий,как цепной пес, особо разбираться не стал – и поручика погнали в ссылку, лишивчина, но по просьбе бабушки, бывшей екатерининской фрейлины, сохранивдворянство. Француженка последовать за ним отказалась, простодушно, кругляглаза, заявив знакомым: «Но, господа, я же вам не ветрогонка Полина Гебль!»

В Шантарске поручик, в общем, не бедствовал, как и всепрочие декабристы – родственники регулярно высылали немалые деньги, которыххватало, чтобы возвести деревянный особняк и поддерживать его в должном блеске,а шантарские девушки уже тогда славились красотой и некоторой ветреностью. Увы,невезение не оставило бывшего гвардейца и в Сибири – очередной предмет еговоздыханий, молодая очаровательная вдова некоего коллежского советника,оказалось, служила предметом воздыханий и знаменитого купца первой гильдииШишкина, нестарого ухаря цыганского облика, зачинателя золотодобычи вШантарской губернии, книгочея и буяна, словно рыба в воде, плескавшегосяпосреди сибирской вольной дикости.