Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, вот что… Раньше-то, говоря о серьезных фирмах, совсемдругое имели в виду, я и не сообразил сразу… Значит, уладили в рамках закона?Понятно… Он вам после этого не грозил, друзьями не пугал?
– Да нет, – усмехнулся Родион. – Только вежливеездороваться стал.
– Значит, и впрямь серьезная у вашей супруги фирма… – снепонятной интонацией произнес капитан. – В общем, показать вам по егоповоду совершенно нечего?
– Нечего, – сказал Родион неприязненно. – Вы егочто, подозреваете в чем-то?
– Да вот подозреваем, по секрету говоря, – призналсякапитан. – Решил пройтись по квартирам, может, кто и знает что, тольконичего интересного мне никто так и не сказал… И друзей его не знаете?
– Черт их знает, кто они там такие, – пожал плечамиРодион. – Частенько толкутся во дворе, такое же соплячье в кожанках, нобеспокойства для окружающих я от них что-то не припомню. Подъедут на иномаркахи ржут часа по три во дворе…
– А из машин ничего не выносили?
– Да не помню я, честное слово! – сказал Родион, молясьневедомым богам, чтобы капитан, принявшийся поерзывать локтем, не скинулгазету. – И не вспомнить даже.
– Ну понятно, вид у вас… – сговорчиво кивнул капитан. –Тут и знаешь, так не вспомнишь, с самим бывает, знаю, мы ж тоже люди… Ладно, небуду я вас мучить, пойду… – Он расстегнул потертую коричневую папочку и вытащилбумажный квадратик. – Вот тут мой телефон, на всякий случай. Если они,скажем, будут таскать в квартиру несколько однотипных коробок с какой-нибудьимпортной аппаратурой… – положил папку поверх газеты, склонился кРодиону. – Позвонили бы, а? Есть у нас подозрения, что ребятки бомбанулипару частных складов, а доказать не можем… Только не говорите никому, ладно?Человек вы интеллигентный, инженер, жена в серьезной фирме—у вас-то с ними чтообщего? Если что, ни одна живая душа не узнает, я вам гарантирую.
– Непременно. Если что, – сказал Родион.
Капитан грузно поднялся, забрал свою папочку… и с рассеяннымвидом потянул газету за уголок, поднимая… Уже открылась взору длинная чернаяпружина…
Родион оцепенел от липкого ужаса.
– А! – громко сказал капитан, будто проснувшись. –Это ж ваша газета, а я от усталости и не разбираю уже, тяну, как свою… Точно, ясвою «Совсекретно» в дежурке забыл, зайти надо…
Небрежно, не глядя, одной рукой бросил газету назад – и онавновь скрыла все.
– Видок у вас… – сочувственно протянул капитан. –Позеленели аж. Может, и стоит пивка глотнуть, а то сердце прихватит, дернутьсяне успеете, пивка-то немного можно… Ну, извините, что побеспокоил, бумажку стелефоном не потеряйте…
Закрыв за ним дверь, Родион постоял на месте, уткнувшисьлбом в косяк. Сердце медленно входило в нормальный ритм. Ругая себя, презираясебя, он подумал: «Это как же вы, сударь, будете держаться, когда (и – если)сработаете клиента, то бишь Иринино сокровище? Станете шарахаться от каждойфуражки, а поджилки будут столь же мерзопакостно трепетать, как флаги на ветру?Нет, надо привыкать, взять себя в руки, а то выходит как-то унизительно иневместно…»
Ему впервые пришло в голову, что хлеб гангстера весьма дажегорек. Из Зойкиной комнаты доносились гнусавые выкрики его заокеанских коллег:
– Фак ю, Сэм!
– Поди ты сам, Билли!
– Если вы оба не заткнетесь, придется вернуться в город безвас – то-то аллигаторы в здешнем болоте обрадуются…
Судя по тону, киношные гангстеры оставались восхитительноневозмутимыми. Успокоив себя мыслью, что и Аль Капоне, должно быть, в началеславных дел напускал в штаны при одном виде полицейской фуражки, Родион снекоторым усилием оторвался от косяка, прошел на кухню и решительно извлек едвапочатую бутылку коньяку, унес ее к себе в комнату, набулькал полстакана.
Ахнул одним глотком, словно горькое лекарство. Принялсясобирать пистолет, но руки тряслись, детальки не сразу становились на место,процесс из прежнего священнодействия превратился в торопливое заметание следов.Все же он кое-как справился еще до того, как коньяк ударил в голову, вставилобойму, тщательно укрыл пистолет под газетами на нижней полке тумбочки.
Налил себе еще и выпил уже медленно, посидел, прикрыв глаза.Понемногу проходило недовольство собой, осталась лишь злоба на мента поганого,заставившего пережить приступ дикого страха.
Неожиданно для себя он вскочил и, как был, в носках, вышелна площадку, не колеблясь, позвонил в соседнюю квартиру, не отнимая пальца откнопки, пока дверь не распахнулась.
Выглянул молодой сосед собственной персоной, голый, толькочресла обмотаны пушистым полотенцем. В комнате орала музыка. Родион заметил натахте кучу смятых простыней и торчавшую из-под них стройную, полную ногу.
– Чего? – настороженно спросил сосед.
– Выйди, – сказал Родион. В голове колыхались жаркие итяжелые волны хмеля.
– Нет, какие проблемы?
– Выходи, болван, дело есть… – прошипел Родион.
Чуть поколебавшись, тот все же вышел, придерживая дверьодной рукой, второй зажал в комок полотенце на боку, чтобы не сползло.Уставился с таким видом, словно был готов к наихудшему.
Склонившись к его уху, Родион сказал тономсобрата-заговорщика:
– Короче, у меня сейчас торчал участковый. О теберасспрашивал. Ты свои коробочки таскай поаккуратнее и дома их не держи…
– Эй, братила, что-то я не вполне врубаюсь… – но глаза, впротивоположность уверенному тону, забегали.
– Мое дело – предупредить, твое – прикинуть хрен кносу, – сказал Родион развязно-покровительственно. – Если умный,врубишься. Ни к чему мне тут под самым носом ментовская суета… В общем, зачистьхвосты, кореш.
Сосед покрутил головой, что-то усиленно соображая:
– Коробочки, говоришь? Ну, учту, братила, спасибо…
Родион кивнул и, не глядя на него больше, направился к себев квартиру. Налил еще коньячку и, вспомнив про свежие газеты, вытащил всю пачкуиз сумки.
Начал, естественно, с «Завтрашней» – и, понятное дело, скриминальной хроники Олега Киреева.
И почти сразу же наткнулся на свеженькое упоминание о своихнедавних подвигах…
«Гастелло в слюнявчике.
Какой-то дебилъеро, краем уха, должно быть, слышавший вшколе для умственно отсталых о славном герое капитане Гастелло, возмечталповторить подвиг такового. Повторение получилось бездарное – унеся в клювикетриста восемьдесят тысяч чужих рубликов и угнав с автостоянки «мерседес»почтенного налогоплательщика, наш трехнутый субъект не придумал ничего лучше,кроме как стукнуть краденой тачкой экипаж: патрульно-постовой службы. Экипаж: невредим.Машина вдрызг. Дебилъеро растаял в ночи, но скоро, должно быть, отловят пацана– судя по убогому исполнению акции, мы имеем дело ссемиклассником-второгодником, решившим вместо приевшегося онанизма поискатьощущений поострее…»