видел дерево насквозь, словно оно вдруг стало стеклянным. Золотая нить, пронизывающая ствол дерева, тускнела с каждым ударом. Я понял, что каким-то образом моя сила зависит от жизни этого дерева, и хотел убить их. Но уже не мог летать. Не мог ничего. Я стал слабее ребёнка.

Дерево ещё стояло, но я знал, что оно мертво. И Источник навсегда исчез из этого леса. Слишком поздно я осознал, что овада – проводник. В её сути связь с живой, подаренная богиней Природы. Поэтому она видела Источник, поэтому смогла мне его показать. А теперь эта ниточка оборвана. И оборвана моя связь. А тот кусочек живы, что остался в моем теле, беспомощно бултыхался и был абсолютно бесполезен. Ощущая себя жалким червём, я горько завыл.

К моему счастью, Карл нашёл меня раньше оставшихся в живых маров. Он заставил меня бежать. И вдруг я увидел её. На фоне языков пламени, охвативших дерево, она казалась полупрозрачной. Может, она и была такой, это же дух. Но я считал, что это сама Шайри. Ноги словно сами понесли на помощь девушке. Но рухнувшая крона дерева овады погребла под собой все мои мечты, надежды и остатки сознания.

Вздрогнул. Это всё в прошлом. И острая боль в груди при виде смерти Шайри была лишь действием зелья… наверное. После этой боли я очнулся лишь в больнице. Должно быть, Карл вытащил меня. Не дал марам закончить начатое. Мне не следовало экспериментировать с собой. Но как я мог предположить, что обрыв связи живы и Источника едва не приведёт меня к смерти?

Сила во мне оставалась, проявляя себя лишь в снах и забытьи. Давила, распирала, перекатывалась. Я совершенно не предполагал, что с этим делать. И, судя по поведению моих родных, они тоже слабо это представляли. И даже боялись.

Но сейчас всё изменилось. В теле Сергея живы нет. Но, вероятно, есть некий «отголосок», как сказала Шайри – дальняя родственная связь. В нашем случае связь сильнее, чем родственная: он в моём теле, я – в его. Может, жива обрела форму дерева, мёртвого духа овады? Или книги? Или и того, и другого? Раз я покинул своё тело, значит, и жива могла это сделать. Как с «консервами». Но это всё догадки.

Вздохнул, сбрасывая путы мрачных мыслей. Шайри молча рассматривала книгу, избегая прикасаться к ней. Может, снова попытаться спросить? Немного боязно, сам не понимаю почему. Ничего же не теряю. Я уже всё потерял. Решившись, направился к книге. Оттолкнув замешкавшуюся Шайри, сказал:

– На вопросы ты не отвечаешь. Возможно, я задаю не те вопросы. Придётся смириться с этим, я всё равно изменить это не в силах. Просто покажи то, что нужно мне сейчас.

Листы зашуршали. Я жадно склонился над книгой, боковым зрением заметив, как отшатнулась от очага девушка. Её страх приятен. Шуршание стихло, начал читать. Но содержание ускользало от сознания. Наклонился ниже, читая снова. Буквы, слова, всё знакомо. Но вместе никак не складывается. Накатила злость. Пальцы впились в книгу. Склонился практически к самому листу. Пробежал глазами строчки. Снова не понял, буквы стали огромными.

Глава 19

Трасса Р98 21 января 2008

Трясло немилосердно. Да, дороги у нас, конечно, не хуже старинной стиральной доски. Глаза не стал открывать. Интересно, кто я сейчас? Сергей, подросток, сбежавший из приюта? Или Алекс, свихнувшийся богатенький мальчик? Или еще кто… Раздвоение личности налицо. Интересно, конечно, но эти материализовавшиеся сны стали уж слишком реальны.

Собравшись с духом, распахнул глаза. Всё та же машина скорой помощи. Завороженная медсестра, казалось, не сдвинулась ни на миллиметр. Дремлющий Карл сидел напротив, сложив руки на груди. Голова его покачивалась. Водитель, склонившись над рулём, внимательно смотрел на дорогу, чтобы не угодить в выбоину.

Мимо проплывали заснеженные ели и припудренные пылью сугробы. На мне всё то же ненавистное выпендрёжное пальто и жмущие кеды. Вздохнул. Я всё еще Алекс. Что-то затянулся сон.

Выпрямился, потянулся. Онемела рука. Отлежал. Наверное, я долго спал. Интересно, что означает сон во сне. И почему во сне, когда спишь, не снятся сны. Хотя, если бы моему Алексу снилось, что он какая-нибудь девица, например, у меня бы окончательно съехала крыша.

Ну и мысли спросонок! Любопытно, где мы сейчас? Вытянул шею, пытаясь рассмотреть надписи на пролетающих мимо указателях.

– Скоро приедем, – не открывая глаз, пробормотал Карл. – Спи ещё.

– Не помогает, – огрызнулся я.

Мужчина распахнул глаза и пристально посмотрел на меня.

– Алекс, ты сам на себя не похож. Говоришь странно, двигаешься иначе. И у меня чувство, что ты мне чего-то не рассказываешь. Нет, – поспешил он сказать, увидев, что я собираюсь возразить. – Я верю, что ты ничего не помнишь. Верю. Но есть нечто, важное, что ты знаешь. Раньше ты мне всегда доверял. Ты же знаешь, что для меня как родной сын… хоть и племянник.

Он наклонился и проникновенно добавил:

– Я всегда помогу тебе. Всегда.

Я кивнул. Конечно, он поможет этому Алексу. Но поможет ли он мне, очень сомневаюсь. Впереди показались знакомые литые ворота. Целые, хотя в последнюю нашу встречу я их изрядно подпортил, и гостеприимно распахнутые. Машина уже продвигалась с трудом сквозь снежные заносы.

– Опять здесь! – вырвалось у меня.

– Да, ты извини, – виновато пробурчал Карл. – Должно быть, неприятно сюда возвращаться. Но тебя везде ищут, а здесь шарить будут в последнюю очередь после летних событий. Ты совсем ничего не помнишь?

Я пристально посмотрел на мужчину. Что ответить? Когда ко мне приходили сны об Алексе, я часто видел преследовавшую его картину про Шайри. Она умирала в его подсознании снова и снова, так что его боль стала частью меня. Шайри жива, я это знаю, Карл это знает, а вот Алекс, скорее всего, в неведении. Запутавшись сам, я решил отмолчаться. Это всегда беспроигрышный ход.

Карл не сводил с меня черных глаз. Не дождавшись ответа, он чуть сгорбился и пробурчал:

– Ты перестал мне доверять. Не понимаю почему. Я же вижу по твоему лицу, что-то ты помнишь. Тебе больно. Может… поверь, тебе нечего стыдиться. Я тебя не виню. Сам идиот, надо было давно рассказать о том, что тебя так интересовало. Бессмысленные традиции! И тогда бы ты не влип так по-дурацки.

Я хмыкнул. Да ты даже не представляешь себе, мужик, как я влип! Да что там, я сам не очень понимаю. Уже в который раз я Алекс. И хотя мозг отчаянно сопротивляется, похоже, это не сон, а страшная быль. Чем-то жутким