длиннее чем все, что я добровольно втыкал себе в руку за всю свою жизнь.

– На что? Как он воткнет эту штуку мне в кость? Можно подумать, ты не знал… ТВОЮ МАТЬ!!!

Индиго одной рукой крепко держал аппарат с иглой, до основания погруженной в руку Тамары. А другой что-то набирал на его экране.

– Ждите и не шевелитесь, – напомнил он нам обоим. Из-под иглы текла кровь, Индиго сунул руку в тот же набедренный карман, достал небольшую марлевую салфетку, прижал к месту прокола. На салфетке тут же расплылось ярко-красное пятно.

Тамара еще минуту со свистом дышала сквозь стиснутые зубы. Потом Посланник отложил салфетку и осторожно вытащил иглу, по всей длине покрытую кровью.

– В течение пятнадцати минут рукой нельзя двигать. Еще два часа ее не следует напрягать, – сказал Индиго, вытирая с иглы кровь так же буднично, как до этого протирал свой клинок. – И все будет в порядке.

Тамара никак не могла выровнять дыхание. Аккуратно устроив ее неподвижную руку у нее же на коленях, я отстранился.

– Я бы хотела поподробнее рассмотреть это устройство, – сказала она Посланнику.

Тот втянул теперь уже чистую иглу обратно в корпус.

– Нет.

– А как же ваши руки? Их вы лечить не будете? – спросил я, глядя, как он убирает аппарат обратно в карман. У него самого на ладонях краснело еще множество порезов.

– Расходного материала осталось всего на несколько ран, – пояснил он, – и чем серьезнее они будут, тем быстрее он закончится. Моя рука в лечении не нуждается. Лейтенант, изложите план пути через двигатель.

Тамара кивнула и протянула мне руку. Я передал ей планшет. Неловко пристроив его на коленях рядом с больной рукой, она открыла несколько окон и начала чертить.

– Вот, смотрите: это корабль.

Она нарисовала что-то вроде колеса, но по очертаниям сразу было понятно, что это «Безымянный». Оно даже точно так же чуть заваливалось на бок. Непонятно только, специально она так сделала или просто плохо умела рисовать.

– Вот к этому шлюзу вы оба пристыковались, – поставила она крестик на внешней окружности, а я утвердился в мысли, что художник из нее действительно так себе.

– Начали бродить вокруг, рванули внешний корпус, скрылись от ноль-девятнадцатых и так далее…

Она провела кривую замысловатую линию, которая то свивалась петлями, то делала зигзаги, не выходя, впрочем, за пределы одного сектора.

– …и в итоге оказались тут.

Она поставила второй крестик, удручающе близко к первому.

– Так все и было, – кивнул я.

– Лаборатории с четными номерами расположены здесь, – продолжала Тамара, обводя участок, который мы миновали примерно в середине нашего запутанного маршрута. – А с нечетными – вот здесь. – Она провела пальцем через весь корабль, к противоположной стороне «колеса». Бесконечно далеко от нашего нынешнего крестика. Там, на другой стороне, она обвела в кружок площадь побольше.

Точно, вспомнил я, она же говорила, что ее группе не удалось до конца обследовать ту часть корабля.

– А здесь находится кабинет Мары Чжу, – как бы между прочим добавила лейтенант и нарисовала еще один кружок примерно посередине между местом нашей высадки и нечетными лабораториями. Пометила буквами МА.

– Корабль огромен, – продолжила она. – Помните, сколько вы прошли за все эти дни? Так вот, вы даже за пределы одного сектора не вышли. Правда, часто петляли и шли обратно, но тем не менее. Можно было бы пойти по окружности, это «официальный» путь на другую сторону, – она нарисовала прерывистую линию вдоль половины колеса, – но это долго, медленно и очень опасно. Если даже по пути нас не успеют прикончить ноль-девятнадцатые или Сновидец, то звезда за это время наверняка взорвется.

– Почему вы называете компьютер Сновидцем? – полюбопытствовал Индиго.

– Система самовосстановления – это же искусственный интеллект. Глубокое обучение. Видит решения во сне. Понимаете?

– Глубокое обучение – это устаревшая технология, – заметил Посланник.

– Но она работает, – с нажимом сказала Тамара. – Компьютер восстанавливает, что может, но прошла уже целая тысяча лет. Ресурсы иссякают, и сам он не всегда адекватно понимает, что нужно чинить, а что нет. В принципе, он никого не трогает, если не почувствует угрозу.

Я живо вспомнил, как крошечные жужжащие штуковины с острыми как бритва лапками лезли мне в глаза, пытались протиснуться между сжатыми губами.

– Нас он тронул, и еще как. Значит ли это, что нас, по его мнению, не должно здесь быть?

– Думаю, кто-то изменил его настройки, чтобы он воспринимал людей как угрозу.

Я вздрогнул. Они не могут покинуть лабораторию, сказала Мара Чжу, я приняла меры.

Стоп. А Посланник?

– Но ведь на Индиго они тоже нападают, – сказал я, – и даже с большим энтузиазмом. Они же набросились на него, как и на нас с тобой, просто не сразу.

Индиго хранил молчание. Судя по бесстрастному лицу, ответ Огнеглазки его вообще не интересовал.

– Похоже, они не могут определить, что он собой представляет, – сказала она, искоса глянув на него. – Он не человек, но и не мане… не модификация ноль-девятнадцать. Возможно, они все-таки восприняли его как почти человеческое существо.

– У них довольно необычный способ умерщвления жертв, – спокойно заметил Индиго, будто и не его только что обозвали почти человеческим существом. – Они настойчиво атакуют естественные отверстия тела, чтобы проложить путь к внутренним органам?

Звучало на удивление мерзко.

– То есть прогрызть путь внутрь? – уточнил я.

– Не возьмусь сказать точно, как именно они убивают, – отозвалась Тамара, – мне так и не удалось осмотреть жертвы вблизи без риска для жизни. Но в целом мои наблюдения позволяют предположить, что они стремятся исключительно к мозгу. Как только в черепную коробку попадает достаточное их количество, жертва перестает сопротивляться. Не уверена, лишают ее сознания или просто обездвиживают. Большинство ботов остается на поверхности тела, возможно – на страже. Время от времени еще один-два проникают внутрь черепа. Обычно через глазницы, реже через ушные отверстия. Некоторое время, от тридцати минут до двенадцати часов, жертва лежит неподвижно, затем начинаются конвульсии. После смерти жертвы боты покидают труп. Посмертный осмотр предполагает, что они пробивают тоннели в мозгу и частично его разжижают. От чего именно зависит продолжительность этого процесса, неизвестно.

Настоящий медицинский отчет, беспристрастный и холодный, как металлические стены вокруг. Но его жуткий смысл не оставлял сомнений. «Сколько же товарищей умерло вот так, у тебя на глазах», – чуть не ляпнул я, но тут даже мой бес счел за лучшее промолчать.

Я кашлянул, чтобы хоть как-то нарушить гнетущую тишину.

– И все-таки какие опасные твари здесь водятся?

– По-настоящему опасны только четыре вида. Хуже всего модификация ноль-девятнадцать, ты их называешь манекенами. Они быстры, хитры и кровожадны. Потом идет модификация ноль-сорок восемь, они похожи… на детей. Потом сам Сновидец, которому подчиняются боты. И, наконец, модификация ноль-восемьдесят два. Сновидец все