Она же лежала под боком у России, и прусских войск там почти не осталось. Фридрих увел их в Саксонию. Но к нему посыпались донесения о передвижении русских полков, обозов. И король задергался. Поспешил выкручиваться, пока эта армия не двинулась вперед.

На договоры с Францией он очередной раз плюнул. Обратился к Августу, Марии Терезии – и к Англии. Британцы расширения войны в Германии не желали. Мог пострадать их Ганновер, да и русские за свое участие захотели бы что-то получить. Для Лондона было выгоднее вообще ликвидировать «лишний» фронт, перенацелить своих союзников против Франции. Для Августа его собственная страна оказалась залогом – целой она останется, или пруссаки ее выжгут. А мечтой Марии Терезии было вместе с русскими отбить Силезию. Но… ее армия воевала на английские субсидии. Пришлось послушаться Лондона. 25 декабря 1745 г. был заключен Дрезденский мир. Пруссия выходила из войны, удержала за собой Силезию и графство Глац, но уже без всяких округлений и прибавок. Из Саксонии войска выводила, признала императором Франца I.

Елизавета все-таки стала миротворицей. Не посредничеством, а силовым решением. Но даже выдвижения ее армий к границе оказалось достаточно, чтобы на одном из театров войны пушки замолчали. Бестужев стал графом Священной Римской империи, и получил свой титул уже не от Карла VII, а от Франца I. А. императрице предложил доктрину сдерживания «мироломного короля». Обосновывал: при дальнейшем усилении Пруссии, при ее агрессивности, будет нарастать опасность для наших сфер влияния в Польше и самой России [53, с. 19–21]. Значит, надо этого усиления не допускать. Постоянно держать в Прибалтике сильный корпус, способный, если понадобится, одернуть хищного соседа. Но и Фридрих теперь смотрел на Россию как на враждебную державу, препятствие для его замыслов.

Глава 18. Тайны «молодого двора»

Ораниенбаум

Свадьба наследника принесла горькие разочарования не только для матери невесты. 16-летняя Екатерина долго прождала в постели 17-летнего супруга. Но когда он появился, то принялся глупо болтать, как хотелось бы сейчас придворным подсматривать за ними. Потом повернулся на бок и заснул. То же самое повторялось в следующие ночи. А через две недели Петр принялся расписывать жене, что влюблен в фрейлину Карр. Да еще наорал на камергера, деликатно поправившего, что Екатерина красивее. В общем, муж ей достался, мягко говоря, «проблемный».

Комплексы у него нагромоздились с детства. С одной стороны, желание отца сделать его военным – его любимым зрелищем остались парады и разводы солдат. С другой – жестокие наказания Брюммера за любую мелочь [54]. Кстати, для Германии это было обычным. Сам Петр гордился таким суровым воспитанием «настоящего» военного. Хотя вырос трусливым, неуравновешенным, вздорным. Подражая «настоящим» военным, с детства выпивал, но ему сразу сносило голову. По приезде в Россию Брюммер снова пытался выпороть 13-летнего принца. Тот в ужасе кинулся к окну, хотел вызвать караул. Приближенные его остановили, но он схватил шпагу. Кричал Брюммеру, что убьет, если еще раз тронет его.

Это тоже наложилось – резкое изменение статуса мальчика. Любовь императрицы, почет, дорогие вещи. Назначенный Елизаветой наставник Якоб Штеллин отмечал, что наследник был способным. Учил историю, увлеченно занимался военной фортификацией, рисовал планы. Но не был усидчивым, трудиться не любил [55]. В нем вовсю заиграло детство, которого он был лишен на родине. Он был без ума от игрушек, которых раньше не имел, особенно от оловянных солдатиков. С ними Петр разыгрывал вожделенную роль полководца: парады, разводы, сражения.

Он и с Екатериной изначально сблизился не как с невестой, а как с подружкой. Друзей-то у него в детстве тоже не было. Она вспоминала, что стала для Петра «поверенной в ребячествах», «он говорил со мною об игрушках и солдатах, которыми был занят с утра до вечера». Находил «дружков» для игр среди слуг, лакеев. Но взлет на такую высоту и избавление от наказаний породили в нем вседозволенность, шалости доходили до хулиганства, капризы – до грубости. А вот Россию, подарившую ему ранее недоступные блага, Петр не принял. Для него навсегда осталась идеалом его маленькая Голштиния. И та же вседозволенность не позволяла ему сдерживать язык за зубами. Он откровенно насмехался над обрядами Православной Церкви, называл их «языческими». В баню отказывался ходить – говорил, что лучше умрет. По любому поводу сопоставлял русских с голштинцами, и понятно, в чью пользу [56, с. 113].

На помолвку в 1743 г. императрица подарила Петру бывшую усадьбу Меншикова Ораниенбаум, велела построить там дворец. А Петр стал создавать в Ораниенбауме свою «маленькую Голштинию». Собирал ехавших к нему голштинских офицеров, солдат. Тешился «учениями» – чисто парадными, стрельбы он панически боялся. В кружке этих офицеров он и сам воображал себя военным. Одевался в узкий мундирчик с тяжелыми ботфортами и огромной шпагой. Начал курить трубку, лихо пил водку (теряя контроль над собой) [57]. Стал учиться играть на скрипке, у немецких офицеров это было модно.

К подобным увлечениям Елизавета относилась доброжелательно, ведь и ее отец когда-то постигал воинскую науку с «потешными». Она распорядилась построить племяннику в Ораниенбауме «потешную» крепость Петерштадт. Но отсутствие близости с супругой ошеломило государыню. Она приставила к молодым свою двоюродную сестру Марию Чоглокову: следить, чтобы они проводили ночи вместе. Хотя это ничего не дало. Тогда-то начали искать причины «странностей» наследника. По указанию царицы Бестужев поручил послу в Дании Корфу разузнать о его детских годах в Голштинии. Всплыли безжалостные экзекуции Брюммера. Вдобавок выяснилось, что он в должности гофмаршала Петра растратил невесть куда 300 тыс. руб., подаренных императрицей племяннику. Это дало возможность Бестужеву избавиться еще от одного прусского и французского агента влияния. В 1746 г. Брюммера и его подручного Бергхольца выслали из России.

На место гофмаршала «молодого двора» канцлер провел верного ему генерала Репнина. Сам составил ему инструкцию: не позволять Петру игры с лакеями, слугами, солдатами. Следить, чтобы он пристойно вел себя в церкви, не проявлял «всякого небрежения, холодности и индифферентности (чем в церкви находящиеся явно озлоблены бывают)», остерегался «от всего же неприличного в деле и слове». Прекратить его «шалости» над слугами за столом, на которых он выплескивал суп, отучить «от залитая платий и лиц и подобных тому неистовых издеваний» [53, с. 104–111]. Как видим, наследник (уже 18-летний!) и впрямь был не подарочек.

А за его женой надзирала и наставляла ее Чоглокова – России требовалось продолжение династии. Но и шпионский сюжет не завершился. Мать из Пруссии пыталась инструктировать дочку письмами, пересылала задания. Когда Бестужев взял «молодой двор» под контроль, Екатерине писать матери запретили. Ее ответы Иоганне стала составлять Иностранная