собираясь спать, а чтобы ничего не видеть, с головой укрылась большим платком. Стрельба раздавалась все ближе — я ждала неминуемой смерти. Но затем звуки выстрелов стали отдаляться, а я была жива и невредима… Вскочив на ноги, мы с сестрой увидели наших братьев, 9 и 13 лет, каждый был убит выстрелом в голову. По сей день меня мучает совесть, поскольку это я велела им снять кепки. Возможно, если бы их глаза были прикрыты кепками, они выжили бы… Но куда нам теперь идти? Мы стали пробираться подлеском в сторону Любомля. По дороге нам встретилась украинская старуха с девочкой. Моя сестра спросила, не сможет ли она взять нас к себе домой, но та отказалась… По счастью, мы нашли заброшенный дом, где напились воды из корыта, отдохнули, а потом продолжили путь. Так началась моя бродяжья жизнь»[412].

Поляки мстили. Польский партизан Вальдемар Лотник вспоминает одну из акций возмездия: «За две предыдущие ночи они убили семерых наших; теперь мы в ответ убили шестнадцать человек с их стороны, включая восьмилетнего школьника… В акции участвовали триста наших бойцов; мы не встретили никакого сопротивления и не потеряли ни одного человека. Большинство из нас неплохо знали местных жителей, и мы имели представление, кто тут нацист, а кто украинский националист». Через неделю украинцы нанесли ответный удар: сожгли деревню, изнасиловали всех женщин и убили каждого, кто не смог убежать. Поляки вновь принялись мстить, причем на этот раз их настолько переполняла ненависть к украинцам, изводившим целые польские семьи, от мала до велика, что «они поклялись брать око за око и зуб за зуб — и ни на шаг не отступили от своей клятвы»[413].

Принимая во внимание недавнюю историю, а также то, что новая пограничная линия еще не утвердилась в умах, не приходится удивляться тому, что и поляки, и украинцы сопротивлялись депортациям. Первоначально польская и советская стороны договорились, что обмен населением будет проходить сугубо добровольно, и некоторые люди по обе стороны границы осенью 1944 года по своей воле садились в поезда, чтобы уехать. Но наступила зима, основные силы Красной армии переместились на запад, к Берлину, и число добровольных переселенцев заметно поубавилось. Поляки из Армии Крайовой, уверенные в том, что Советский Союз заставят в скором времени вернуть бывшие польские территории Польше — по их мнению, новая мировая война была неизбежной, — продолжали партизанскую борьбу на западе Украины и в 1945 году. «Советам не удержать Западную Украину, она была и будет польской территорией, — говорил один из местных поляков информатору НКВД. — Америка не допустит этого, поскольку еще в начале войны она обещала, что Польша вернется к границам 1939 года. Поэтому и уезжать [в Польшу] не стоит»[414].

Ввиду отказов переселяться и обострения межэтнического конфликта, Сталин решил ужесточить политику в отношении поляков, проживавших на бывших польских землях, которые теперь отошли к Украинской Советской Социалистической Республике. Никита Хрущев, возглавлявший тогда украинскую компартию, в сентябре 1944 года в письме Сталину предлагал закрыть в западной части Украины все польские школы и университеты, запретить польские учебники и начать отправку поляков на промышленные объекты в глубине советской территории[415]. Страдая от подобной политики и осознавая, что США не собираются вступаться за Польшу, а третья мировая война в ближайшее время не начнется, поляки понемногу начали собираться на запад. И хотя НКВД обнаруживал и обезвреживал организации «белополяков» на советской территории даже в феврале 1946 года, это были последние очаги открытого сопротивления[416]. К октябрю 1946 года, согласно советским данным, 812 668 поляков покинули Советскую Украину, отправившись в Польшу[417]. В целом почти полтора миллиона литовских, белорусских и украинских поляков должны были покинуть СССР[418].

Это был колоссальный культурный сдвиг: покидая Литву, Западную Украину и Западную Белоруссию, поляки оставляли города и села, где на протяжении столетий говорили по-польски. Некоторым из них пришлось переселиться в места, которые традиционно были немецкими. Древний университет Яна Казимира в Львове, который превратился в Львив, покидал свои здания, собирал остатки книг и профессуры и перебирался в город Бреслау, теперь переименованный во Вроцлав. Там его размещали в зданиях столь же древнего немецкого университета. Крестьянам, которые прежде возделывали знаменитый украинский чернозем, теперь предлагали значительно более скудные почвы Силезии, требовавшие иных технологий возделывания. Иногда переселенным полякам предоставляли немецкие дома, где еще не остыли печи и чайники, а на столе стояла неубранная посуда, оставшаяся после последней трапезы бывших хозяев.

Со временем польское правительство разработало изощренную мифологию, повествующую об этих «обретенных землях» (ziemie odzyskane) — по-польски это определение похоже на «земли обетованные» (zemie obiecana) — и о славянских королях, правивших здесь в Средние века. Но на деле многие из прибывших сюда поляков чувствовали себя непрошеными гостями. Их первые урожаи были скудными, поскольку они не привыкли к новым условиям земледелия. Они не торопились тут обустраиваться, так как боялись возвращения немцев. Тот факт, что поляки со всей Польши в 1945–1946 годах специально ездили в бывшие немецкие города, чтобы украсть хоть что-то, оставленное бывшими хозяевами, очень красноречив: дома люди не ведут себя подобным образом.

Украинцы, остававшиеся на польской стороне к западу от обновленной границы, испытывали еще большее возмущение и нежелание переезжать. Они были наслышаны о голоде на Украине в 1932–1933 годах, отчасти спровоцированном Сталиным для подавления украинского национализма, и не питали никаких иллюзий по поводу советского режима. Им не хотелось перебираться на Советскую Украину, а те, кто сделал это, нередко пытались вернуться обратно. В 1945–1946 годах партизаны из Украинской повстанческой армии (УПА) и Организации украинских националистов (ОУН) не раз нападали на конторы, занимавшиеся репатриацией, взрывали дороги и железнодорожные пути, используемые для доставки депортируемых, и даже сжигали деревни, отведенные к западу от новой границы для проживания репатриированных поляков[419].

Польские коммунисты пытались давать отпор. В апреле 1945 года специальная оперативная группа, включавшая сотрудников полиции, спецслужб и армии, разработала план насильственной депортации, чтобы «очистить» от украинцев пять польских воеводств. Но их усилия позорно провалились. Поддержка УПА и ОУН со стороны местного населения была столь велика, что в какой-то момент руководители из Жешува были вынуждены просить спецслужбы о предоставлении «дополнительных самолетов-разведчиков». Поскольку обнаружить украинцев на земле не удавалось, они решили выслеживать их отряды с воздуха[420].

К 1947 году польское правительство вынуждено было забыть об этнической чистке региона, поскольку столкнулось с намного более глубоким кризисом: ему приходилось бороться за сохранение самого контроля над юго-восточной Польшей. Управление на местах было парализовано, а кое-где украинским партизанам удалось даже объединиться