юноши наконец дошло. После Вабигуна и Миннетаки – а теперь, может быть, и после Рода – старый индеец больше всех на свете любил своего ручного волчонка. И безумная, свирепая ярость, что поселилась в сердце Мукоки после той давней трагедии, изредка и поныне возвращалась к нему…

Когда путешественники достигли конца пути по реке и каноэ причалило к берегу, Мукоки молча взвалил на плечи рюкзак с припасами и, не говоря никому ни слова, удалился в лес.

– Не трать времени, – предостерег Ваби Рода, когда тот сделал движение, чтобы остановить старого индейца. – Никакие уговоры на него сейчас не подействуют. Он вбил себе в голову вернуться на место нашего прежнего лагеря, где пропал Волк, и он туда вернется. Не жди его сегодня – он не придет к нам до утра.

Мукоки шагал в сторону леса. Он ни разу не обернулся, пока ручей, его друзья и каноэ не исчезли из виду. Тогда поведение и выражение лица индейца разительно изменились. Он ослабил налобный ремень своего рюкзака и опустил его на грудь, чтобы было легче вертеть головой. В глазах старого воина медленно разгорался тусклый огонь странного возбуждения. Он шел быстро, бесшумно, осторожно; каждое его движение говорило о том, что он начинает охоту. Если бы кто-то следил сейчас за индейцем, то сказал бы, что тот выслеживает либо дичь, либо врага. Однако его винчестер стоял на предохранителе, и следы медведя, что пересекли путь Мукоки, даже не заинтересовали его; а когда справа в кустах раздался треск и испуганный олень ускакал прочь, Мукоки едва взглянул в его сторону.

Он не охотился, и мысли о врагах даже не посещали его. Но везде, где земля становилась влажной, старик замедлял шаг и его глаза впивались в звериные следы. И вот он внезапно остановился – на сырой земле четко отпечатались волчьи лапы!

С тихим возгласом Мукоки снял с плеч поклажу и опустился на колени. Глаза его полыхали. Как безумный, он переползал от следа к следу, застывая в тех местах, где отпечаток оставляла правая передняя лапа. Именно этой лапой его волчонок когда-то угодил в капкан; на ней не хватало двух пальцев. Здесь все пальцы были целы. Старый воин медленно поднялся на ноги. Его лицо выражало разочарование.

Не менее пяти раз в тот день Мукоки опускался на колени подле волчьих следов, и каждый раз в его глазах вспыхивал, а затем гас огонек надежды. На закате он преодолел горный хребет, за которым в лесистой низине пряталось маленькое озеро. Небо озаряли последние отсветы заката, когда Мукоки опустил поклажу наземь рядом с обугленными остатками старой хижины. Там он долго отдыхал, глядя на развалины и вспоминая смертельные сражения прошедшей зимы. Его дикая кровь вновь закипела при воспоминании о том, как они с Родом увидели с горы дым пожара и как бешеные побежали к горящей хижине, и о том, что было дальше: о погоне за вунгами и спасении Вабигуна. Внезапно взгляд Мукоки упал на что-то белое в полусотне шагов от хижины. Посмеиваясь и хмыкая от удовольствия, он встал на ноги и направился в ту сторону. Вунги так и не вернулись, чтобы похоронить своих мертвецов. То, что виднелось поблизости, было костями разбойника, которого убил Вабигун. Мелкое лесное зверье уже обглодало эти кости до белизны.

Полюбовавшись на останки врага, Мукоки вернулся и сел рядом с поклажей. Уже совсем стемнело, но он и не пытался разводить костер. У него была с собой пища, но есть ему не хотелось. Тьма среди елей становилась все гуще, все непроглядней. А Мукоки сидел неподвижно и слушал. Понемногу начали возвращаться звуки леса: птичья возня в ветвях, уханье совы, далекое эхо надсадного крика рыси, плеск на озере… Ветер шелестел в ветвях кедра, напевая свою вечную песню, а над лесом поползла в небо огромная красная луна.

Немного погодя Мукоки встал, взял винтовку и направился на вершину горного хребта – туда, откуда были видны тысячи миль диких просторов, протянувшихся до самого арктического моря. И где-то там, среди этих просторов, был Волк!

Луна поднялась еще выше, облив светом старого индейца. Неподвижный как скала, он стоял, прислонившись спиной к стволу большой высохшей березы, в которой сок жизни иссяк более полусотни лет назад… Внезапно звук привлек внимание Мукоки – будто упал и покатился маленький камень. Индеец повернулся в сторону скальной россыпи в паре дюжин шагов от березы. Вдруг среди валунов вспыхнул огонек и грянул выстрел. Мукоки рухнул на землю, и в тот же миг со стороны каменной россыпи раздался такой жуткий, леденящий, нечеловеческий вопль, что из груди старого воина невольно вырвался ответный крик ужаса. Он лежал как мертвый, хотя не был ранен. Инстинкт заставил его рухнуть наземь, едва он увидел вспышку в темноте. Выждав немного, Мукоки осторожно поднес к плечу винтовку и прицелился. Однако возле валунов не было заметно никакого движения.

Затем чуть дальше, со стороны хребта, снова раздался тот же самый жуткий, безумный крик. Мукоки понял, что ни одно животное не могло бы издать его. Этот вселяющий ужас вопль принадлежал человеку – или не человеку… Содрогаясь, старый воин припал к земле; а дикий крик снова повторился, теперь еще дальше, где-то на равнине, пробуждая эхо среди скал, тревожа ночных животных и вселяя трепет в сердце Мукоки. Старик лежал неподвижно, пока последний отзвук ужасного вопля не угас вдалеке и ветер снова тихо не зашумел среди кедровых ветвей.

Глава XI

Крик в пропасти

Если бы Мукоки был бледнолицым, он бы наверняка задумался о происхождении этих воплей. Но он родился в диком мире, среди диких существ, и этот мир сформировал его сознание. В его вселенной не было ни человека, ни зверя, способного издавать подобные жуткие звуки, и значит… Прошло не менее часа, а старый индеец все еще лежал, скорчившись под сухой березой, пытаясь преодолеть несказанный ужас перед сверхъестественным. Медленно, очень медленно он приходил в себя, а в его мозгу шла борьба между рациональным образом мыслей белых людей из фактории и суевериями его расы.

В него выстрелили. Мукоки отчетливо слышал свист пули над головой и звук удара, с которым пуля вошла в дерево позади него. Значит, скалы, где во тьме вспыхнул огонек, скрывали человека… Но кто был этот человек? Мукоки мысленно перебрал древние боевые кличи всех известных ему племен, и дружественных, и враждебных, однако не смог припомнить ничего подобного тем жутким крикам, что раздались вслед за выстрелом. Эти крики все еще звучали у него в ушах, заставляя кровь стыть от ужаса и дрожать тело. Как ни старался индеец преодолеть страх, паника все сильнее захлестывала его разум. Наконец он, словно зверь, пополз вниз по склону горы, прочь от страшного места, а потом, вскочив на ноги, со всей возможной скоростью устремился на равнину и по своим следам помчался обратно к ручью. Не делая остановок даже на самый краткий отдых, Мукоки бежал сквозь тьму, пока впереди не показался костер, около которого сидели Ваби и Род.

Обычно индеец ни за что не покажет, что боится; он прячет свои страхи так же, как белый человек скрывает пороки. Однако нынешний случай вышел за пределы его познаний о мире. Мукоки рассказывал о нем, дрожа и запинаясь. Когда поблизости от костра промелькнул привлеченный огнем белый кролик, индеец шарахнулся от него, приведя обоих юношей в глубочайшее изумление.

– Может, это были вунги? – предположил Ваби.

– Нет вунги. – Мукоки быстро затряс головой. – Вунги не делать такой звук.

Он отошел от костра, завернулся в одеяло и заполз в шалаш, построенный юношами. Те молча переглянулись.

– Ясно одно – Мукоки пережил нечто необычайное, – проговорил Вабигун. – Никогда не видел его таким! С выстрелом-то все понятно. Это край вунгов, наверняка многие из них еще таятся где-то здесь. Один из них мог заметить чужака и выстрелить. Но крик… Что думаешь?

– Я думаю, – тихо сказал Род, наклонившись