Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот уж точно бедная Лизон! Если б она не была такаяманерная, возможно, мне б и было ее жалко! – фыркнула себе под носГробыня.
А Лиза тем временем уже подплыла к столику Тани.
Таня даже не смотрела на нее. С ней произошло то, чтопроисходило всегда: страдая, она загоняла свою боль вглубь, в душу, а на людяхсловно деревенела. Некоторым, невнимательным, этого было достаточно, чтобыназывать Гроттер бессердечной и черствой.
– Татьяна, я тебя проклинаю! На тебе кровь Пуппера инесчастья Ваньки! – томно сказала Лиза, обращаясь к ней.
– А на тебе сейчас будет яичница с кетчупом! –мрачно произнесла Таня, протягивая руку к тарелке.
Зализина поспешно удалилась. Она еще по драконболу усвоила,что у Гроттер слова не расходятся с делом.
Примерно в середине ужина Графин Калиостров, все еще непокинувший Тибидохс, сунулся было в Зал Двух Стихий, чтобы немного поиграть нанервах Сарданапала.
– Подумать только: один из учеников школы докатился доДубодама! Какой позор! Академик, позвольте выразить вам свое искреннеесочувствие! – сказал он, прижимая руку к груди.
– Валяйте, выражайте! – хмуро проговорилСарданапал.
Графин ловко извлек из воздуха длинный свиток пергамента:
– От имени Генерального совета Магщества, личноБессмертника Кощеева и от моего собственного имени позвольте мне зачитатьсоболезнования…
– От чьего имени? – переспросил вдруг Сарданапал.
– Простите?.. – удивился Калиостров. – Ясказал, от Генерального совета Магщества и моего со…
– Нет, там было еще одно имя. Бессмертник Кощеев, я неослышался? И этот… этот червь еще осмеливается глумиться! – закипелакадемик.
– Не говорите ничего лишнего! Умоляю вас! ГосподинКощеев крайне жалеет, что ради восстановления справедливости… – залебезилГрафин.
Усы академика гневно запрыгали. Щеки его порозовели.
– Позвольте-ка побеспокоить! – сказал он и,выдернув из рук Калиострова пергамент, разорвал его.
– Вы за это ответите! Это официальный документ! Попыткапримирения между Тибидохсом и Магществом! – пискнул Графин.
Рядом упала скамья. Это встал Тарарах. Он отодвинулпреподавательский столик, засопел и боком стал надвигаться на Калиострова.
– Щас помиримся! Сперва подеремся, а там ипомиримся! – сказал он.
Но Тарараха опередила Медузия. Она даже не стала вставать.Лишь волосы на ее голове зашипели, а зрачки расширились так, что заняли всюрадужку.
– Считаю до нуля, и кто-то отправляется за ЖуткиеВорота проявлять чудеса геройства! Ноль! – спокойно произнесла Медузия иподняла перстень.
– Не-е-ет! – завопил насмерть перепуганный Графин.Прыгая зигзагами и спасаясь от воображаемой искры, он метнулся за дверь, а ещечерез минуту яркая красноватая вспышка доказала, что он телепортировал.
– Да, не герой оказался. А такой мужчина былобходительный. Рыцарь, ручки целовал… Каждый пальчик, бывало, обмусолит ичто-нибудь приятненькое скажет… Фисташковый там, шоколадный, мармеладный,сахарный… – грустно сказала Великая Зуби.
Готфрид Бульонский ревниво чихнул в гречневую кашу. Копье,не знающее промаха, само собой запрыгало, стуча по полу древком.
– Утихни, Готфричка! Я же тебя люблю! Ты у меняединственный, – утешила его Зуби и, честно задумавшись, добавила: – Всвоем роде…
– Да, жаль, что Кощеев бессмертен! Я б его… –протянул Тарарах. – Иглу-то свою так запрятал, что и не отыщешь! Еще когдалукоморский дуб молнией не спалило – проверяли наши ребята: нету там сундука.Ни под дубом, ни на дубу, ни под алатырь-камнем – нет и не было. Дезинформацию,гадина, пустил, чтоб в сказки просочилось. Всех одурачил!
– Бессмертие – отличный способ сделать из дуракаподлеца. Никакого тебе ограничения во времени, ничего… Год за годом, месяц замесяцем – совершенствуйся, пока совсем не оподлеешь! – буркнул академикЧерноморов.
* * *
После ужина Таня, Пипа и Гробыня вместе возвращались вкомнату. Несчастье, случившееся с Ванькой, если не примирило их, то на времясгладило все разногласия. С ними шел еще Баб-Ягун.
– Не, Ваньку надо освобождать, это точно! Если занеделю он будет стареть на год, то что же это получается? Через полгода онбудет уже как дядя Герман! Из него же труха посыплется!
– Из папули труха не сыплется! – недовольносказала Пипа.
– Это я для наглядности! – пояснил Ягун и принялсястроить прожекты, как освободить Ваньку.
Его планы были столь же глобальны, сколь и невыполнимы.Вначале он предлагал взорвать Дубодам, затем сровнять с землей Магфорд и,наконец, потребовал у Пипы, чтобы она уговорила папулю объявить Магществу войнуи бросить на Бессмертника Кощеева легионы вампиров.
– Не-а, какая там война! – отмахнуласьПипа. – Папуля говорит: вампиры обленились. Сидят у себя в Трансильвании,пьют консервированную кровь и строят козни против комаров. Эти кровососы, мол,претендуют на их пищевую базу… От силы удастся собрать вампиров с сотню, да ите сдадутся, не успеет Кощеев произнести Абордажис экз заолис…
Ягун кинулся затыкать Пипе рот рукой:
– Ты что, заболела? Зачем ты это вслух произносишь?Хорошо еще, с долгими гласными напутала!
– А что такое?
– Это же заклинание глобального уничтожения! Ты ещеатомную боеголовку попроси в песочнице поиграть!
– Не дергайся, Ягунчик. Пускай говорит что хочет. Этозаклинание высшего уровня посвящения. У нее магии не хватит! – небрежноотмахнулась Гробыня.
– У меня? Ха! У меня-то как раз хватит, если менявзбесить хорошенько! Кто-нибудь хочет попытаться? – самодовольно заявилаПипа.
Тане невыносимо было слушать, как Пипа и Гробыня болтают какни в чем не бывало. Как они вообще могут притворяться, что ничего непроисходит, когда Ванька, ее Ванька, там, в Дубодаме, где стены из магическогокамня и красные глаза де ментов капля за каплей высасывают из него жизнь имолодость?
Она убежала и, опередив всех, первой оказалась у дверей. Ещеиз коридора она услышала внутри озабоченную возню и пыхтение. В комнате явночто-то происходило. Решив, что магнетизеры с Хадсоном вновь нагрянули собыском, Таня энергично дернула на себя дверь. Ну сейчас она им покажет!