– Quod licet Jovi, non licet bovi![7] –успокаивающе забубнил перстень Феофила Гроттера. Прозорливый прадед явно зналчто-то наперед.

Таня ворвалась в комнату и изумленно замерла на пороге.Футляр ее контрабаса был выдвинут на середину комнаты. Возле футляра, лежа наживоте, обреченно брыкался кто-то долговязый, кто-то, кто никак не могвысвободить из футляра голову.

– Хадсон? – с сомнением спросила Таня, поднимаяруку с перстенем, чтобы выбросить боевую искру.

Туловище перестало брыкаться.

– Какой, к Чуме, Хадсон? Это же я, Жикин! Сделайчто-нибудь со своим чертовым футляром: он меня не отпускает! – жалобнопросопели из футляра.

– Жикин? Как ты здесь оказался?

– Крышка меня защемила! Вот свинья такая, на людейкидается!

– Э, нет! Это люди на него кидаются! – сказалаТаня.

Она начинала осознавать комизм ситуации. Жикин не только немог освободиться, но не способен был даже причинить футляру хоть какой-то вред.Драконья кожа футляра поглощала любые боевые искры. Когда же Жикин пыталсяприменять кулаки и ногти, футляр слегка прижимал крышкой его шею, заставляяЖору притихнуть.

– Вот оно – мастерство! Надо ж было так сделать! Ай, я,ай, умница! – с пафосом сказал перстень. В минуты крайнего самодовольствапрадед всегда прибегал к русскому языку.

В комнату зашли Баб-Ягун, Гробыня и Пипа.

– Ого, полный футляр воришек! Чьи это хорошенькиеножки? – насмешливо поинтересовался Баб-Ягун.

Жикин злобно взбрыкнул, пытаясь попасть ему пяткой в нос.Баб-Ягун наклонился и, взяв Жикина за шиворот, выволок его из футляра. Футлярбыл не против. Местный красавчик ему порядком наскучил.

– Да это же дядя Жора! Что ты делал в футляре, дядяЖора? Решил тайком обучиться игре на контрабасе? Швабры с пропеллером уже вышлииз моды? – спрашивал Баб-Ягун.

– Не скажу я ничего! Отстаньте от меня! –огрызнулся Жикин и тотчас, тревожно косясь на разгневанную Гроттершу и кулакиЯгуна, выложил все. Он и без вещего стеклышка усек, что дело запахло керосином.Его будут бить, и, возможно, даже по классическому носу…

– Значит, ты считал, что пенсне Ноя в контрабасестарого Фео? Его там нет. Можешь не сомневаться, я бы знала, – сказалаТаня, когда он закончил.

– Поправка – не само пенсне, а разгадка! Не думаю, что«Первомагия Ноя» могла солгать. Скорее уж соглал этот типчик! – поправилЯгун.

– Клянусь седьмой женой моего папы, я сказал правду!Мне можно идти? У меня свидание с Пупсиковой! Э-э… сугубо деловое! –заявил Жикин, с тревогой глядя на Пипу.

– Ишь ты какой! Прям изменщик коварный! Топай, топайдавай! – возмутилась Дурнева-младшая.

Жикин неопределенно передернул плечиками, показывая, что да,он такой, какой есть, и едва ли будет другим.

– Ладно, брысь отсюда! – разрешил Баб-Ягун.

Жикин торопливо побежал, высоко вскидывая худые коленки.

– Стой! – крикнула ему вслед Таня. – Тыкое-что забыл! Отдай стеклышко!

Жора остановился:

– Не отдам! Зачем вам?

– На спрос! А кто спросит – тому в нос! – твердосказал Ягун.

Жикин засомневался, но все же слово «нос» перевесило.

– Да нате, нате! – крикнул он, и Таня, вскинувруку, поймала блеснувшее стеклышко. Для пробы она посмотрела сквозь него наЖикина, но не увидела ничего интересного – одного только надутого павлина нафоне расплывающегося серого пятна.

– Он подлец, ка-акой подлец! А я-то, дура,думала… – разочарованно сказала Пипа, глядя в спину улепетывающему Жикину.

– Подлец? Жорик-то! Не, подруга, ты хватила. КакойЖорик подлец? Просто он нравственно приспособленный человек, – с ирониейпоправила Гробыня.

* * *

Вскоре Пипа и Гробыня куда-то ушли, а оставшийся в комнатеЯгун принялся фонтанировать идеями.

– Помнишь, Тарарах как-то рассказывал, что вСредневековье существовал рог «Повелитель погибших легионов». Если б нам егораздобыть! Вообрази, мы трубим в рог, и немедленно восставшие из праха римскиелегионы идут маршем на Дубодам. Гремят трубы, летят стрелы, в стены ударяюттараны… Воображаю себе грустных де ментов, пекущих картофелины в углях на местесвоего главного каземата! – Ягун радостно фыркнул.

– А Ванька?

– Ваньку мы заберем с собой, ясное дело. Узнать бытолько, в какой он башне! – крикнул Ягун и умчался к Тарарахусоветоваться.

Таня только головой покачала. Она заранее знала, что планневыполним. Древние артефакты весьма своенравны. Знаменитый рог в последниепятьсот лет никто не видел, и не факт, что кто-нибудь увидит его в последующиепятьсот. И уж точно он не отыщется в пыльной берлоге Тарараха.

Внезапно Таня вспомнила про пенсне и в смутной надежде, чтооно как-то поможет Ваньке, посмотрела сквозь него на футляр с контрабасом. И –чудо… Точнее, чудом было именно отсутствие чуда. Если остальные предметы,увиденные в стекле, преображались, перетекали из одного в другое, то контрабасоставался неизменным – сам собой. Зато футляр… Таня увидела свернувшегосядракона. Он был огромен. Не так массивен, как Гоярын, но очень ладный и,вероятно, стремительный. У него была длинная шея с зазубринами и узкая голова,защищенная пластинами и наростами. Кожистые крылья имели розоватый оттенок – сквозьних видны были узлы связок. От нижней челюсти отходили несколько коротких усов.Пораженная, каким образом дракон может поместиться в комнате, ведь он былразмером с добрую башню, Таня опустила руку с осколком. И вновь на полу лежаллишь контрабас в футляре.

«Вот и ломай себе голову – то ли это память драконьей кожи,то ли дед сильно не мудрил и просто заколдовал дракона. Широкая была натура,творческая. В мелочовке не увязал. Нужен футляр – даешь дракона. Нуженконтрабас – даешь Ноев ковчег», – подумала она.

– Дед, почему так? Где тут пенсне Ноя? Где подсказка?Ты ведь знаешь, не заставляй меня мучиться! – с надеждой спросила Таня.

Перстень промолчал, только хмыкнул. Старый упрямый Феофилявно не собирался открывать тайны. Или не мог. В конце концов, перстень вмещаллишь некую, весьма незначительную часть его многогранной личности.