– Знаем. Это Валерия Кавермэль. Она приходила на опознание в морг. Что скажете?

– Похожа на одну из наших, да? Красивая, если можно верить портрету. И во взгляде… есть эта общая для них дикая нотка. Что-то волчье как будто.

– Вот и нам показалось, что это может быть одна из наших. Приставили к ней слежку. На работу она не ходит, сидит дома. Что-то со здоровьем, как видно. Вчера к ней приезжала скорая, а под вечер наведывался ухажер. Все как полагается: задернули шторы, а через полтора часа он спустился немного потрепанный и долго курил на крыльце. За все время госпожа Кавермэль выходила только раз – купить еды в продуктовой лавке. Лантура сделал несколько снимков. Вот они.

Я принимаю из рук Ноткера фотографии. Действительно, это девушка с портрета. Несмотря на творческие вольности, художница добилась близкого сходства с оригиналом. Различия, и притом явные, есть только в выражении запечатленного лица. Портрет дышит силой, вызовом, если не угрозой. А на фотографиях совсем другая Валерия Кавермэль: бледная, осунувшаяся, растерянная. Вот она стоит на ступенях крыльца, озираясь и как бы не совсем понимая, зачем вышла. Под глазами поблекшие разводы туши. Вот она переходит улицу; ветер отпахнул полу плаща, и видно, что он наброшен поверх ночной сорочки. Вот она возвращается, прижав к груди наполненный покупками пакет. У крыльца она оборачивается и смотрит точно в объектив. Я почти вздрагиваю, как будто это происходит прямо сейчас и как будто это я притаился в машине с фотоаппаратом. Тот же самый взгляд, ради которого Лора Камеда взялась за кисть.

– Она что, заметила, что за ней следят?

– Уверен, что нет! – поспешно отвечает Лантура. – Это длилось не больше мгновения. Она случайно посмотрела в мою сторону, но видеть меня не могла. Там на самом деле приличное расстояние, просто объектив приближает.

Я киваю. Вспомнил, как впервые увидел Джудит. Тогда она тоже всего лишь отрешенно смотрела в мою сторону, а мне казалось – что на меня. Я даже кивнул ей, но ответного кивка, естественно, не дождался. Это стало потом регулярным предметом наших шуток. Особенно после того, как она опрометчиво заявила, что такого красавца, как я, было нельзя не заметить.

– Могу я взять этот снимок?

– Забирайте хоть все. Если нужно еще что-то, только скажите. Теперь, господин Молния Архипелага, вы в курсе последних событий. Поделитесь соображениями?

Я прячу фотографию рыжеволосой красавицы за пазуху. Пусть будет у меня. На всякий случай. Может, все дело во внезапном отголоске моей тоски по Джудит. Может быть – в случайной выразительности снимка. А может – и к этой вероятности я безотчетно склоняюсь – взгляд девушки содержит потусторонний сигнал, едва заметно раздражающий мои органы чувств, способные уловить его, но не разгадать.

– Коллеги, я рискую вас разочаровать. Ясности у меня не больше вашего. Если не меньше. Я вообще не уверен, не расследуем ли мы нагромождение совпадений. И даже если в Анерленго что-то было, то почему здесь, в Лэ, за неделю у нас всего две смерти? Нет, я рад, что их только две. Но в Анерленго эти несчастные умирали по десять человек за день. Что изменилось? Я не знаю. Это магия. Дедукция здесь не поможет. Нам остается только одно – любой ценой добиваться встречи, контакта с этим колдовством. Дракона не убить, если не подберешься к нему вплотную. Продолжайте слежку за госпожой Кавермэль. А я попробую пройти по следам дракона. Говорят, колдовством можно заразиться.

– Как простудой, что ли?

– Или как чумой… Где сейчас тела жертв?

– Марию Тэлькасу уже похоронили. А тело Лоры Камеды все еще в морге. Вскрытие провели, но без нашего разрешения они не выдадут останки близким.

– А вы встречались с семьей?

– Нет, родных у нее нет. Только друзья. Они и согласились оплатить похороны.

– Ясно. Я съезжу, посмотрю на труп. А потом хотелось бы увидеть, где девушки жили.

– С этим будут трудности. Художница, похоже, жила где придется. Кочевала по случайным знакомым и ночлежкам. А что касается госпожи Тэлькасы, то ее адрес у нас только один – и это тот же дом, где нашли ее тело. Но не похоже, что она там жила.

– Придется, значит, ограничиться местами их смерти.

– Воля ваша. Разумеется, мы все там осмотрели. И в особняке на улице Волопасов, и в номере отеля «Монсальват». Все улики задокументированы.

– О нет. Я не хотел сказать, что вы могли что-то упустить. Просто так я лучше пойму, кем они были, эти барышни. Почему Лора Камеда вообще пришла умирать в гостиницу? Самоубийство требует уединения, а в отеле ей могли в любой момент помешать. Разве что она надеялась, что ее остановят. Или же это место имело для нее какое-то значение…

– Лантура вас отвезет. Альпин, а вы займитесь этими инцидентами четвертого класса. Не можем же мы их оставить совсем без внимания. Просто опросите очевидцев и составьте отчет.

– А кому поручена слежка за госпожой Кавермэль?

– Полиции. Пока не будет доказана магическая подоплека этих смертей, мы занимаемся этим делом заодно с полицией. Леннокс, не беспокойтесь, я умею считать своих сотрудников. Я признателен, что вы приехали, но надеюсь, в центре не думают, что в провинции работают дилетанты.

Я не решаюсь судить на этот счет. Если кого-то мое присутствие задевает, то это волнует меня в последнюю очередь. Лишь бы не мешало работе. Откланявшись, я спускаюсь вслед за Лантурой на парковку. Мы усаживаемся в каурый седан марки «Драккар Триумф» с фирменным «клыкастым» бампером, какие выпускали в Объединенных Колониях в прошлом десятилетии.

По дороге парень задает много вопросов. Про службу в моем прежнем ордене. Про антифобиумные скандалы. Про убитых мною малефиков. Стараюсь отвечать без назидательности, на которую, в любом случае, не заслужил еще право. Через окно присматриваюсь к незнакомым улицам. Симпатичный город. Окраины, правда, попорчены новостройками. А о старинных фасадах не помешало бы лучше заботиться. Зато деревьев на порядок больше, чем в столице.

Читаю вывески. «Антикварный рынок». Ресторан «Кракен». Бани. «Сарацинский ювелир». Редакция журнала «Рагнарёк». «Мануфактурный двор».

– Скоро подъедем к моргу, оттуда рукой подать до улицы Волопасов. Эта часть города не слишком впечатляет. А вот «Монсальват» – он ближе к старому центру. Там красота.

Встаем на светофоре.

– Леннокс, я знаю, что об этом не принято говорить. Да у нас и не с кем. Но мне интересно ваше мнение. Если взять самые громкие победы над драконами шестидесятых годов. Рыцари, которые их одержали, не очень хорошо кончили. Карьеру все оставили. Кое-кто впал в откровенное… чудачество. А, скажем, Ланселот Месла, убивший Данконского зверя, и вовсе покончил с собой. Бросился на собственный меч. «Чувствую, что утратил дух истинного рыцарства» – так, кажется, он написал в дневнике напоследок. Отчего, по-вашему, это происходит?

Я отрываю взгляд от оконного стекла и перевожу его на профиль коллеги. Признаться, за статистикой я не следил. Сказать по этому поводу мне особо нечего, кроме самого очевидного: