Максим Вавилов швырнул пиджак на широкие, теплыелакированные ступени и сам сел так, что ее босая нога оказалась рядом с ним. Онпосмотрел на ее ногу и отвернулся.

Что такое с ним делается?! Солнце, что ли, разожгло,непривычно жаркое для августа?!

Она потопталась, потопталась и тоже присела рядом.

Так они сидели на ступенях и молчали, довольно долго, иМаксим Вавилов вместо того, чтобы думать о мотоциклисте, об убийце, о Катиныхвозможных связях со странным преступлением, думал только о том, как хорошо быпросидеть так всю жизнь!

Или две жизни, если одной покажется мало.

— А мотоциклист? — наконец спросил он и ткнул плечом в ееплечо, чтобы она посмотрела на него. — Почему ты про него ничего не сказала?

— Он трусливый, — задумчиво ответила Катя Самгина. — Он всехотел уехать, а мне страшно было оставаться одной, рядом.., с мертвым. А этоттрус все кричал, что в милицию нельзя звонить, а то нас прямо на местерасстреляют, а после этого еще и в тюрьму посадят! Я ему пообещала, что, кактолько вы подъедете, он может катиться на все четыре стороны.

— Хороша подмога, — сказал Максим, щурясь на солнце. — Тыему в ухо дала так, что он с мотоцикла грохнулся, и ты же его оставила, потомучто тебе было страшно!..

— Ну да.

— Женская логика, — провозгласил Максим Вавилов, — самаялогичная из логик!

В плотных кустах можжевельника вдруг что-то завозилось, такчто ветки закачались и затрещали, они оба, как по команде, повернули головы ипосмотрели.

— Там соседская собака, Лорка, — неожиданно сказала КатяСамгина. — Ее отсюда не видно. Она с утра в кустах лежит.

Максим Вавилов глянул на нее с изумлением.

— А.., почему она там лежит?

— Караулит ежа, — объяснила Катя Самгина совершенносерьезно. — С утра у нас тут такой был шум и лай, ты себе представить неможешь!

Максим не мог себе представить.

— Лора нашла ежа и погналась за ним. Еж сюда, к нам, перебежал,и она за ним сетку перемахнула. За ней хозяйка прибежала, и, пока она Лорку заошейник держала, я ежа в простынку завернула и на дальнюю террасу отнесла.Ольга, хозяйка, сказала, что она у них на участке всех ежей переловила,охотничья же собака! Вот она и лежит с утра в можжевельнике. Караулит ежа.

— А еж где? — тупо спросил Максим Вавилов.

— На террасе, — повторила Катя. — Я ему молока налила. Онсначала не пил, боялся, наверное, а потом освоился и теперь бегает из-пододного дивана под другой. Молоко все выпил. Ольга сказала, что ему нужноколбасы отрезать, ежи любят колбасу. Но у нас колбасы не было, и она принесла.

Голова бедного Максима Вавилова, так хорошо осведомленного ожизни крокодилов, медленно-медленно начала кружиться.

— Ну вот, — продолжала Катя Самгина. — А потом приехал еемуж, Олег, и сказал, что Лорку мы все равно из кустов не выгоним, она самауйдет, когда убедится, что ежа нет.

Она потянулась и добавила хвастливо:

— И я его уговорила дать мне интервью! Ну, когда япоправлюсь, разумеется! У нас все на канале в обморок упадут, если вице-спикерГосдумы Олег Комаров даст мне эксклюзивное интервью! Так что я тут тоже грушине околачивала, а почти работала!

— Кать, — протянул он жалобно. — Я не понимаю ничего!..

— Да пока еще и понимать нечего, — ответила она совершенносерьезно.

— Кто такой писатель Галапагосский? Что он написал?

— Роман. Из жизни крокодилов.

— Что-о-о?!

— Правда. У него в романе представлены люди, которые насамом деле крокодилы и пожирают других людей, ну и друг друга заодно. Всезаканчивается тем, что они пожирают главного героя, и его кости хрустят на ихотточенных зубах, а запах гнили — последнее, что слышит герой в своей жизни. Ятебе дам почитать, если захочешь. А ты вообще книги читаешь?

— Нет! — рявкнул несчастный оперуполномоченный. — Книг я нечитаю! Я вообще читать не умею! Навязались вы на мою голову! Что это такое,черт бы вас всех побрал!!

Он вскочил, схватил со ступенек свой пиджак, зачем-то совсего маху швырнул его на пол, подумал, не потоптать ли ногами, и большимишагами ушел в дом.

Катя Самгина осталась сидеть.

Кусты можжевельника опять затрещали и закачались, во всестороны полетели ветки, и оттуда вылезла соседская собака Лорка. Одно ухо у неезавернулось, а к носу прилипла крохотная можжевеловая иголка.

— Нет ежа? — спросила у нее Катя, и Лорка посмотрела на нее.— И не жди, не будет! Ты лучше домой иди, там уже хозяин приехал!

Лорка завиляла хвостом и подошла поближе.

— И что я такого ему сказала? — Катя протянула руку,поправила завернувшееся собачье ухо и смахнула с носа иголку. — Вроде ничего!Такой был хороший разговор, о ежах, о крокодилах! О литературе! А он взял иразнервничался!

Лорка усмехнулась, кажется, пожала плечами и потрусила всторону своего участка, а Катя вернулась в дом, налила себе чаю, вытащила изглиняной вазы какой-то старый журнал и немного почитала на диване.

Где-то в отдалении мелко топало — топ-топ-топ, и тишина, апотом опять — топ-топ-топ. Еж короткими перебежками осваивал новую территорию.

Стало вечереть, и с улицы потянуло сыростью, и Катя накинулана ноги плед. Закрывать широченные раздвижные двери ей не хотелось. Ей оченьнравилось, что улица как будто является продолжением дома, его частью.Наверное, здесь очень красиво зимой, когда все вокруг засыпано снегом, широкиеступеньки расчищены, а дальше все белым-бело, а в рыцарском зале пылает камин,трещат дрова, и неровный отсвет веселого пламени пляшет по беленым стенам.

В ее домике в Парголове все было не так. Домик был совсемстаренький, как бабушка, крепился изо всех сил, но все же разваливался наглазах, хоть Катя и старалась вовремя чинить крышу и чистить дымоходы. Ей тамбыло всегда грустно, понятно, что и бабушка, и домик уходят и скоро уйдутнавсегда, и от них ничего не останется!..

А там прошло детство, там была самая вкусная малина, самыйкрупный крыжовник, самая высокая ледяная горка, с которой маленькая Катякаталась на картонке. То есть это так называлось, на картонке, а на самом делекартонка моментально уезжала вперед, а Катя ехала на подоле своего пальтишка, ибабушка потом ругалась, что ребенок пришел опять весь мокрый!..

Почему-то, когда отца перевели в Москву, с бабушкой никто незахотел остаться! Мать писала диссертацию и сказала, что свекровь человек оченьтяжелый и возиться с ней под старость она не намерена, а отцу вообще никогда небыло дела до родственников.