Ведь мстительная графиня в два счета превратит ленточкулюбого ордена в веревку палача! И не он сдаст Биро мадам Жизель, а она выдастАнжель! Вот и спасай после этого тонущих!

Оливье внезапно захохотал истерически и вновь вытянулся вофрунт:

– Прошу прощения, mon colonel![50] Я был так... ошеломлен,что забыл свое имя. Меня зовут Оливье Савё.

Теперь засмеялся Биро.

– Савё? Да неужели?! Поразительное совпадение![51]

– Ну что ж, мой храбрый Савё... – ласково проговорила мадамЖизель. – Уверяю, император щедро отблагодарит вас за спасение моей жизни. Апотом... – глаза ее хищно сверкнули. – Но все потом!.. Итак, чем я могувознаградить вас?

– Silentium, – пробормотал Оливье, едва шевеля побелевшимигубами. – Silentium!

Мгновение мадам Жизель смотрела на него непонимающе, нопотом сообразила, чего хочет от нее Оливье. Молчания!

Он видел, что первым ее побуждением было выдать Анжель,однако тут же мерзкая улыбка искривила ее чувственные губы, и мадам Жизель,приблизившись к Оливье, пробормотала вполголоса – так, чтобы не услышал Биро:

– А ведь ты прав, красавчик! Смерть – мгновение, а этослишком быстро для нее! Ведь она не сможет вернуться домой, она будет жить вчужой стране, вечно таиться, вечно бояться! О, тебе повезло, Анжель! Никогда немогла понять, что в тебе находят мужчины, – верно, уж и не пойму. Буду радаувидеть тебя в Париже. Porter vous bien![52]

Ангелина даже не заметила, когда Биро и мадам Жизель ушли.Она будто не понимала смертельной опасности, которой избежала чудом. Ей былонужно сейчас совсем иное чудо: оказаться на другом берегу, пройти, проползтивесь путь своих страданий в обратном направлении, к родным и милому дому. Но,верно, закончилось в ее жизни время чудес, домой нельзя вернуться, нужно сноваидти вперед.

Прочь от России, от родных, от любви! И даже не узнать, живыли все покинутые ею... Пенять на судьбу она не стала лишь потому, что верила –верила, как способны верить только русские люди: Бог знает, что творит.

– Боже, Боже мой! Не оставь меня в дни скорби моей! –прошептала Ангелина.

Потом мысли ее приняли другое, более практическоенаправление.

Итак, судьба опять посмеялась над нею. Ангелина мечтала самараспоряжаться своей участью, бороться с обстоятельствами! Где там! Опятьпридется подчиниться, сдаться...

Нет. Она не сдастся, она еще обратит свое поражение впобеду!

Неправда, что месть – отрада мелких душ! Бывает так, чтоместь становится единственным стержнем существования. И теперь пришел чередАнгелины жить с мыслью об отмщении: за себя, за князя Алексея и княгинюЕлизавету, за Меркурия, за всех тех, кто убит по воле шпионки-графини... ЗаНикиту!

Она прижала ладони к губам, чтобы громко не застонать.«Может быть, ты жив и мы увидимся когда-нибудь. А может, не увидимся никогда.Но я не забуду тебя. Горе испытывает любовь, и если не убивает ее, то дает ейновый полет. Ничего! Все избудется! Главное – чтобы спаслась Россия».

Она в последний раз посмотрела на тот берег – затянутыйдымом сражений, грохочущий громом пушек, залитый кровью и слезами...единственный в мире обетованный берег! Какая-то светлая птица вдругпромелькнула над рекой, стремясь туда, возвращаясь. Ангелина проводила еетоскливым взглядом. Может, это летит ее душа?

Еще вчера этот лиловый цветок можно было увидеть на каждомуглу, однако сегодня, 9 марта 1814 года, корзинки полны были нарциссами ижелтым дроком, кое-где встречались белые, чуть привядшие букетики ландышей,привезенные с юга Италии; можно было увидеть даже редкость – швейцарскиеанемоны, и только фиалок не было нигде, так что человек, который все утро бегалпо Парижу в бесплодных поисках этих цветов, хоть уже ног под собою не чуял отусталости, знал, что достоин гильотины за то, что проспал, не явился на большойцветочный рынок в три утра, чтобы найти изрядную корзину фиалок. То есть этосперва он хотел целую корзину. Теперь-то он отдал бы все содержимое своегокошелька за пять-семь изящных лиловых цветочков с округлыми темно-зеленымилистками.

Тщетно. Фиалок не было нигде. И ему предстояло вернуться вМальмезон ни с чем, и хозяйка этого дворца не получит в памятный день то, чтополучала почти двадцать лет кряду, и через небольшое время великий человек,победитель мира, узнает о случившемся и, может быть, воспримет эту маленькуюнеудачу острее всех своих великих неудач – особенно теперь, когда его войскадва дня назад были рассеяны армией русских и их союзников у Сен-Дизье.

Если бы тот, кто искал фиалки, мог плакать, он сейчасразрыдался бы. Ей-богу, он был уже готов вытащить свой пистолет, как вдругсердце его бешено заколотилось: невдалеке, на каменном парапете моста Пон-Неф,стояла корзинка, полная фиалок!

Стараясь не дышать, чтобы не спугнуть видение, этот человекдвинулся к корзинке на цыпочках, словно боясь спугнуть свое счастье..

Он уже почти схватил добычу, как вдруг корзинка взлетела ввоздух, и тотчас же раздался возмущенный голос:

– Но это мои цветы, сударь!

В пылу своих поисков он чуть не украл товар цветочницы,которая, похоже, одна во всем Париже торгует фиалками. Сейчас он загладит своювину! Сунув руку под камзол, он вынул шелковый увесистый кошель и позвенелмонетами, доставая золотой.

– Беру все цветы вместе с корзиной!

Он уже протянул руку, но цветочница отступила на шаг ипокачала головой.

«Дурак, зачем я показал ей кошелек? Ладно, прибавлю еще!»

Он достал вторую монетку, но цветочница опять отступила...Ей опять мало!

Не будем утомлять читателя подробностями торга. Скажем лишь,что они прошли весь мост (сто шагов) и оказались на набережной, что кошелекпокупателя опустел, а цветочница, которой мало было за корзину фиалок стазолотых наполеондоров, все отступала и отступала.

Окончательно сломленный, покупатель принялся снимать золотыечасы, но цветочница остановила его:

– Не трудитесь, сударь. Во всем Париже не сыщется столькоденег, чтобы купить эти цветы!