Цветочница бесшумно поставила на пол корзину и проворнымдвижением отсоединила длинную ручку. Распрямила ее, потянула – и под ивовойтрубочкой открылся длинный обоюдоострый клинок, тонкий и гибкий. Цветочницавнимательно смотрела на пляшущую занавесь алькова, пытаясь различить контурыдвух тел. Наконец ей это удалось: дама оседлала своего партнера, и очертания еефигуры стали видны достаточно хорошо для того, чтобы не промахнуться.

Цветочница шагнула к алькову, как вдруг...

– «Что? Крыса? Ставлю золотой – мертва!»

Женский голос, цитировавший «Гамлета», звенел такойуничтожающей насмешкой, что цветочница остолбенела. Она сразу узнала этотголос, ведь он принадлежал той, кого она искала, кого хотела убить, но... нораздавался отнюдь не с постели, а из-за ее спины!

Цветочница на миг зажмурилась. Наконец нашла в себе силыповернуться и с ненавистью взглянуть на роскошно одетую женщину с яркими ипрекрасными глазами, которые искрились насмешкой.

– Анжель... – промурлыкала темноглазая дама. – Тебе идут этицветы! Вот уж воистину – а humble violette![54] – Она закатилась злораднымсмехом. – Так, кажется, называл тебя Фабьен?

Дама перекрестилась, а когда опустила руку, то увидела жалоклинка у самого горла.

– Именно так, сударыня, – с напускным смирением проговорилацветочница. – Вы ведь были очень привязаны к моему бедному супругу? Утешу: вамочень скоро предстоит встреча с ним.

– Ты опять промахнулась, крошка, – произнесла дама, улыбаяському-то за спиной цветочницы, и в то же мгновение руку молодой женщины стиснуламужская рука – да с такой силой, что пальцы ее разжались и клинок со звономупал на пол.

– Извините, графиня, я позабыл крикнуть, подобно Полонию:«Меня убили!» – произнес мужской голос.

Цветочница обернулась и увидела полуголую девицу, все ещестоявшую на коленях в постели, с ужасом взиравшую на происходящее. Высокийрыжеволосый мужчина поднял оружие с пола и небрежно махнул девице: «Пошла вон!»Ту как ветром сдуло, а он принялся застегивать штаны.

– Но, друг мой, вы хотя бы успели получить удовольствие? – ссочувствием спросила черноглазая дама.

– Нет, – буркнул тот. – Роль Полония оказалась слишкомответственной и потребовала всего моего внимания. Так что я не возражал бы противантракта с какой-нибудь хорошенькой Офелией...

– Вы извращенец, Моршан! – засмеялась дама. – Ведь Офелиябыла дочерью Полония!

– Ну что поделаешь, я уже давно ничего не читаю! – развелруками Моршан и вопросил: – А не пришла ли пора, сударыня, мне получить старыйдолжок – то, что вы посулили мне еще там... В гостиной со стеклянной стеной?

Дама испытующе взглянула на цветочницу, которая с ужасомсмотрела на мужчину, словно увидела призрак.

– Как настроение, Анжель? Держу пари, ты поднимешь юбку,лишь только Моршан коснется тебя одним пальцем. Помнишь, как это было тогда? –Она закатилась истерическим смехом, но вдруг сделалась серьезной и прошептала:– Бывают мгновения, когда смерть близка к нам и нас неумолимо влечет в ееобъятия. Ты чувствовала, когда шла сюда, что идешь навстречу смерти, Анжель?

* * *

«Нет! – могла бы ответить Ангелина. – Нет, я верила вудачу!» И в самом деле, когда неделю назад, на площади Людовика ХV, она узналав толпе мадам Жизель, ей показалось, что Бог внял ее мольбам. Ведь с тех пор,как Ангелина обосновалась в Париже, она искала графиню д’Армонти повсюду и ужеопасалась, что та ускользнет от ее мести, ибо многие ярые приверженцы Наполеонапокидали столицу, страшась, что русские войдут в город.

Наполеон нигде не выказал столько прозорливости и энергии ввоенных делах, сколько выказал ее в пределах самой Франции. Быстро переходил ониз одного места в другое; внезапно появлялся там, где его меньше всего ожидали.Словом, явил все искусство свое. Однако – тщетно.

Российский царь, король прусский и австрийский полководецкнязь Шварценберг опередили Наполеона на подступах к его столице, в то времякак он шел к Парижу кружной дорогою, через Труа и Фонтенбло. Император предписалвозвести на заставах укрепления, перекопать улицы рвами, снять с замощенныхулиц камни Парижа, чтобы низвергать их на противника. Наконец, повелелвооружить народ, выжечь предместья, взорвать мосты и, отступив на левый берегСены, защищать Париж, доколе сам не подоспеет к войскам своим.

Однако Жозеф, брат Наполеона, не сумел выполнить все егоприказания. На площади Людовика ХV во всеуслышание читали воззваниефельдмаршала Шварценберга к жителям Парижа, заканчивающееся словами:«...приступите к общему делу человечества, утвердите мир и спокойствие!» ИАнгелина поняла, что уже никто не сомневается в неотвратимости падения Парижа.Кое-кто уже нацепил белые банты, знак роялистов, на шляпы; загремело имяБурбонов, не повторяемое двадцать лет. Знатнейшие дамы раздавали народу банты ивоспламеняли сердца против Наполеона. Пытались всучить белую розетку иАнгелине, однако она не хотела привлекать к себе излишнее внимание,поторопилась смешаться с толпой и направилась туда, откуда доносился страстныйженский голос.

– Россия – это огромная, дикая, нищая страна. Стужа, болота,леса и непролазная грязь в городах и на дорогах, – размахивая руками, кричалаженщина в старом чепце и таком же платье. – Там два сословия: баре и мужики.Одни живут в вызывающей роскоши, а другие влачат жалкое существование взадымленных хижинах. И те и другие ненавидят цивилизованные народы, мечтаютпройти по Европе, подобно армии гуннов, предавая все вокруг огню и мечу! Я самабыла в Москве, я видела, как они сжигали свою столицу, чтобы обречь на голод исмерть наших храбрых солдат!..

Ангелине почудилось что-то знакомое в голосе этой ораторши,манерами и одеждой очень похожей на старую полковую маркитантку. Она попыталасьпробраться поближе к этой неистовой крикунье, но была зажата в толпе и толькомогла, что смотреть на нее, слушать – и медленно сходить с ума, узнавая в«маркитантке» мадам Жизель.