– Там еще про желудочные кровотечения есть, –завел было я.

– Хватит! – взвизгнула маменька. – Немедленнопрекрати!

Я отложил листок. Вовсе не собирался устраивать тутизбу-читальню. Николетта сама попросила меня озвучить текст, а теперьнедовольна.

Маменьку понесло по кочкам.

– Значит, – зашипела она, – принявзамечательную таблетку, приобретенную Ваней, я получу язву в желудке,потолстею, меня будет без конца тошнить.

– Причем во сне, – уточнила Кока, – там многосказано про сонливость. А укладываться в кровать тебе придется в памперсах,вспомни про диарею с диспепсией!

Маменька сначала открыла рот, потом закрыла, сновапопыталась что-то сказать, но Кока опередила подружку:

– Еще тебе придется отказаться от посещения суаре,потому что будешь бесконтрольно испускать газы. Хотя, может, тебе завестиручного скунса и водить его на золотой цепочке? Пукнешь и воскликнешь: «Ах, этомой дружочек воздух испортил, вот проказник». Очень мило получится, введешьновую моду, вся Москва станет по гостиным со зверушками-пердушками таскаться!

Эстер прикрыла лицо развернутым меню. Она не издала низвука, но, увидав, как у нее трясутся плечи, я понял, что Эстер погибает отхохота.

Николетта посинела:

– Вава! Вот оно что! Ты задумал меня убить!

– Дорогая, – вновь вмешалась Кока, – тынесправедлива к Ване. Замысли он избавиться от тебя навсегда, подсыпал бы вкефир отраву. Нет, ты будешь жить, но с поносом, толстая, в памперсах…

– Вава! – взвизгнула Николетта. – Немедленновозвращайся, брось провизору в лицо коробку с этой пакостью и купи нормальныйцитрамон, ясно?

Я двинулся к аптеке и тут же услышал трель сотового.

– Вава, – зачастила Николетта, – надеюсь, тыхорошо понял? Простой цитрамон. Запомнил? Ци-тра-мон!

– Да, – покорно ответил я и отсоединился.

Но не тут-то было, аппарат вновь затрезвонил.

– Слушаю, – безнадежно сказал я, – весьвнимание.

– Ци-тра-мон! – принялась барабанить по ушнымперепонкам Николетта. – Ци-тра-мон! Запиши на бумажке! Не анальгин, негутталакс, не имодиум, не еще что-нибудь! Понял? Ци-тра-мон!

– Так точно, – ответил я, сунул мобильник в кармани через секунду выудил его оттуда снова.

– Не гутталакс, не имодиум, ясно? Не гутталакс, неимодиум, – бубнила Николетта, – а совсем другое!

Я толкнул дверь в аптеку и очутился перед прилавком.

– Забыли что-то купить? – улыбнулась фармацевт.

– Да, – ответил я, – пожалуйста, гутталакс иимодиум.

– Это все?

Я напрягся. Безумная Николетта перепутала все в моем мозгу.Вроде она хотела еще какой препарат…

И тут сотовый начал подавать признаки жизни. Я нажал на зеленуюкнопочку и быстро сказал:

– Имодиум и гутталакс купил. Что еще требуется?

В ответ раздался смех Норы.

– Однако у вас там все сильно запущено, еслипонадобились одновременно капли от поноса и таблетки от запора. Кока иНиколетта долечились уже до крайней стадии?

– Простите, я думал, звонит Николетта.

– Нет, это я, – хмыкнула Нора, – понимаю, чтоты жаждал пообщаться с матушкой, но, увы, придется иметь дело со мной. Тыможешь внимательно слушать, или дамочки мельтешат перед глазами?

– Нет, я один в аптеке.

– Так выйди на свежий воздух и запоминай, – велелаНора.

Я взял протянутый провизоршей пакетик, выбрался на улицу,сел на скамеечку около фонтана и сказал:

– Слушаю.

– Значит, так. Стриженов Михаил Юрьевич, актер, имеетвысшее образование, прописан в Москве, в однокомнатной квартире. В театре невостребован, в кино не снимается. Жил тем, что ходил по квартирам поздравлятьдетей с днем рождения.

– Не понял, – удивился я, – как он узнавал,что у кого-то праздник?

– Ваня, – с укоризной сказала Нора, – похоже,длительное общение с Кокой и Николеттой сильно затуманило твой мозг. Стриженовподрабатывал в фирме, где родители делали заказ, а в нужное время к чадуприбывали Чебурашка, крокодил Гена, Красная Шапочка, Микки-Маус… в общем, когопожелают, того и пришлют. И что интересно, на фирме Стриженова вспоминают сбольшим уважением, очень хвалят, говорят, что страшно талантлив, легкоперевоплощается. Желаете Бабу Ягу? Без проблем. Хотите веселого медвежонка? Ещелучше. Михаила в организации любили, считали хорошим сотрудником, платили помаксимуму.

Оставалось лишь удивляться, каким образом Нора за столькороткий срок ухитрилась нарыть такое количество информации. Она дажепобеседовала с одним из хозяев фирмы, и тот сказал:

– Ей-богу, не понимаю, отчего Михаил не сделалблестящую карьеру на актерском поприще. Он потрясающе талантлив. Наверное, несудьба. Хотя Стриженов еще достаточно молод, вполне вероятно, что взлет ждетего во второй половине жизни.

Но в любой бочке меда обязательно присутствует хоть каплядегтя. Михаил Стриженов постоянно болел, поэтому мог работать редко, не чащедвух-трех раз в месяц. Зато каждый его выезд превращался в шоу, восхищенныеродители потом звонили с благодарностью на фирму и рекомендовали ее всем своимзнакомым. Поэтому Стриженову прощали частые болячки. Когда Михаил решилуволиться, его уговаривали остаться чуть ли не всем коллективом, обещалиповышение зарплаты, но Стриженов только вздыхал:

– Спасибо, ребята, самому неохота расставаться с вами,но так уж получилось.

– А почему он вдруг надумал бросить такое замечательноеместо? – удивился я.

Нора хмыкнула:

– Догадайся с трех раз, по какой причине мужикисовершают глупости? Михаил женился, и его супруге категорически не понравилось,что муженек зарабатывает на жизнь, прикидываясь Красной Шапочкой. Девица вультимативной форме велела Мише: «Уходи в театр», и тот подчинился.

– Но это же идиотизм! – воскликнул я. – Развеможно во всем слушаться женщину!

Нора издала странный звук, похожий на сдавленный кашель.