глухо, как из бочки. Сознание, притуплённое болью, не отреагировало на чужие слова. Вся спина, от шеи до копчика, пульсировала одной сплошной раной. Асканий с трудом перекатился на левый бок и почувствовал лёгкое облегчение.

— Кто здесь? — прошептал он.

— Тебе сказать моё имя или род занятий?

— Для начала — имя…

— Талл.

— Кто ты, Талл?

Человек усмехнулся:

— Теперь об этом можно говорить. Я — вольный человек, разбойник.

Мозг Аскания становился всё яснее и чище. Он вспомнил, что говорил ему Вэл Сатис в термопилии.

— Из Галинарских лесов?

— Откуда знаешь? — Удивился голос.

— Да так… — невнятно ответил Асканий. — Почему ты сказал, что теперь можешь говорить о своей деятельности?

— Знаешь, где мы?

— Нет…

— В тюрьме Геркуланума. Здесь не любят разбойников. Впрочем, их нигде не любят.

— Ты думаешь, что нас…

— Конечно, долго мы не проживём.

В комнате настолько стемнело, что Асканий не смог бы увидеть даже руки, поднесённой к самому лицу.

Зашуршали шаги и загремели засовы, дверь распахнулась и в камеру ворвался яркий свет. Так показалось Асканию. На самом деле тюремщик внёс маленькую лампадку. Он поставил её на стол, рядом положил хлебную лепёшку и куски солёной рыбы. Потом ушёл, но быстро вернулся с небольшим кувшином.

— Что с нами будет?

— О, очнулся! — Тюремщик подошёл. Перед лицом Аскания остановились толстые волосатые ноги в деревянных сандалиях. Они высились, как исполины, уходя куда-то далеко вверх.

— «Если бы у меня были силы»… — подумал Асканий. Ведь стоило только обхватить тюремщика за ноги и сильно дёрнуть вниз… и всё — путь к свободе открыт! Но, увы, он не мог даже приподняться.

— Хорошо тебя отделали! — Воскликнул мужчина, наклоняясь. — Но ничего, до суда подлечишься. И здоровеньким пойдёшь на крест.

Асканий получил ответ на свой вопрос.

Тюремщик находился уже около дверей, когда его окликнул тот, кто назвался разбойником.

— Постой! Сними с моей ноги цепи. Я хочу помочь товарищу. Ведь он не способен даже самостоятельно поесть!

— Помочь? Хорошо. А ты его не придушишь раньше времени? Говорят, он тебя ранил?

— И что с того? Я не убиваю беззащитных. К тому же у него не было другого выхода — он защищался.

— И отменно защищался! О нём и его друге будут ходить легенды.

— Заслуженно, — пробурчал Талл.

Тюремщик вышел и даже не закрыл за собой дверь. Он принёс молоток и зубило и сбил заклёпки с металлического обруча на ноге Талла. У Асканий мелькнула мысль, что разбойник набросится на охранника и попытается сбежать в открытую дверь. Но нет. Тюремщик спокойно удалился, опять заперев их камеру на несколько засовов.

— Давай осмотрю тебя, — Талл осторожно развязал пояс туники и приподнял её. — Живот и грудь только в синяках. Тут больно? А тут? Рёбра целы. Ляж на живот… вот это да! Я даже трогать не буду. Но это быстро заживёт.

— Что там?

— Сам не чувствуешь? Вся спина сине-бурая и в коростах. Чем они тебя били?

— Не помню…

— Руки и ноги не поломаны, колотых ран нет. Нужны мази и примочки.

Талл присел рядом.

— Ничего, к суду поправишься. Ходить точно сможешь, а вот драться, вряд ли.

— Какая разница, каким умирать? — Спросил Асканий. — На крест лучше идти послабее, быстрее всё кончится.

— Ты прав. А пока мы живы, давай поедим. На какой бок сможешь лечь?

— Теперь на любой, — правая рука Аскания отошла, и он мог на неё опереться.

Талл помог ему повернуться на бок, подгрёб под спину побольше соломы и поставил перед ним еду.

— Могли бы дать чаши для питья, — заметил Асканий.

— Угу…

Талл сел рядом. Медленно двигая рукой, Асканий клал куски рыбы и хлеба в рот и с удовольствием жевал их. Талл поддерживал кувшин, когда он пил.

— Прости, — проговорил Асканий, указывая на холщёвые бинты, перетягивающие грудь Талла.

— За это? Ну, нет! — Засмеялся разбойник. — Я должен говорить тебе за это спасибо.

— Почему? — Удивился Асканий.

— Потому что, благодаря этой ране я не мог драться с патрулём и пострадал меньше всех.

Асканий улыбнулся:

— А ведь я мог убить тебя.

— Знаю. Почему ты не сделал этого?

— Я стараюсь не убивать без необходимости.

— Благородное правило. Но, похоже, твой друг его не придерживается.

— Что с ним стало? Ты знаешь? — Асканий, забывшись, хотел подняться, но резкая боль остановила его.

— Тихо, тихо. Не нужно так дёргаться.

— Он жив?

— Да. Видно, вы были очень привязаны друг к другу. Он пытался отбить тебя у патруля. Ты к тому времени уже был без сознания. Ну, разозлили вы всех, и моих друзей и стражников. Избили тебя за вас двоих. Скорее всего, пинали ногами уже здесь, в тюрьме.

— Что с Велом? — Не выдержал Асканий.

— Не знаю. Сюда принесли только тебя и привели меня. Все мои друзья погибли. Трое — от рук твоего Вела… Кстати, какого Вела? — Талл встрепенулся. — Твоего друга зовут не Вел Сатис?

— Вел Сатис.

— Вот это да! — Разбойник подскочил на ноги. — Мы хотели ограбить один дом. Пошли на дело и заметили, что за нами идут двое. Спрятались, дождались и набросились. И не поняли, что это он. Ведь у Вела нет одной руки?

Асканий кивнул:

— Правой кисти.

— В темноте-то не видать этого, если бы я знал, что передо мной Вел Сатис, унёс бы ноги в свой лес и сидел бы там, не суясь во владения Однорукого ещё очень долго! А почему вы шли за нами?

— Вел подслушал ваш разговор в термопилии.

— Так он ещё и сидел рядом! Вот это мы влипли! — Талл всплеснул руками. — Замыслив дело на территории Однорукого, обсуждать всё, сидя рядом с ним, напасть на него, не зная, что это он! И ещё нарваться на городскую стражу! Я прекрасно провёл вчерашний день!

— Ты, видно, весёлый человек, если способен веселиться в нашем положении.

— Просто, я многое повидал и ничего не боюсь. Да и чего теперь бояться-то? — Талл прикрыл глаза. — Пытать и мучить нас никто не будет — это запрещено законом. Нас даже будут судить, адвокат скажет защитительную речь, дуумвиры его выслушают и сделают по-своему. Под возгласы любопытных нас распнут на крестах. Главное, чтобы прибили, а не привязали.

— Почему? — Вздрогнул Асканий.

— Прибитые через два-три дня умирают, а привязанные мучаются по неделе, а то больше…

— О, господь… не покинь нас, — прошептал Асканий.

Они замолчали. В тишине доели рыбу, остатки хлеба и воды Талл отнёс на стол.

— Скажи хоть, как тебя зовут, — попросил разбойник. — Кто ты, я и так понимаю.

Асканий усмехнулся.

— Моё имя Асканий. А кто я, по-твоему?

— Раз уж ты был с Одноруким,