— Оставьте её себе, — проговорил он, оглянувшись. Ему захотелось добавить: «На память», но Асканий одёрнул себя, спросив, на память о чём? — Пусть хранит вас Юнона.

— Спасибо, — услышал он, и ему показалось, что голос Кассии дрогнул. Скорее всего просто показалось. — И твой Гений да не оставит тебя.

Рядом с Геркуланскими воротами находилось маленькое питейное заведение. Его вывеска непритязательно зазывала: «Выпивка здесь стоит асс, за два асса ты лучше выпьешь, а за четыре уже будешь фалернское пить». Именно фалернское заказал Асканий, чтобы скоротать время ожидания. У Вела Сатиса вдруг появилось желание проводить своего молодого друга до Геркуланума. И он попросил Аскания недолго подождать его.

Небольшие размеры трактирчика, чистота и уют придавали его обстановке схожесть с домашней. Кроме Аскания в зале было ещё трое мужчин. Двое сидели вдалеке от него и о чём-то бурно спорили, а третий молча потягивал тёмное пиво за соседним столиком. В открытые настежь двери залетал шум со двора огромного мансиона111. Его реклама уверенно обещала: «Здесь Меркурий обещает прибыль, Аполлон — здоровье, Септуман — пристанище. Гость, порадуйся, где ночуешь!»

Аскания не переставала удивлять любовь помпеян к граффити. Настенные надписи на любую тему можно было прочесть по всему городу. Политика и торговля, любовь и финансы — не полный перечень сфер жизни, которым уделили внимание грамотные помпеяне. Вот и со своего места Асканий прочёл: «Если тебе не пришлось видеть прекрасной Венеры, девушку мою посмотри: так же прекрасна она», «Я считаю, что общественную кассу нужно разделить, ибо в нашей кассе слишком много денег», «Ежели совесть и стыд имеют значение в жизни, значит, Лукреций Фронтон высшую честь заслужил. Марка Лукреция Фронтона выдвигают в магистрат». Надписи, подобные последней, уже успели намозолить глаза всем жителям — надвигались выборы дуумвиров и их помошников эдилов на следующие пять лет. Асканий улыбнулся, вспомнив множество провокационных призывов, подобных этому: «Воришки предлагают в эдилы Ватию». Да, в предвыборной борьбе все средства хороши.

На своём столике Асканий прочёл: «Не завидовать нужно, а подражать». Хорошая мысль, подумалось ему.

— Почему ты решил, что боги создали красоты природы для того, чтобы люди их уничтожали? — Один из спорщиков повысил голос и Асканий повернул голову в его сторону.

— Я не говорю обо всей природе, — не менее громко возразил его приятель. — Я имею ввиду только ту её часть, которая может быть полезна нам.

— Ну ты подумай! Яблоко! Крупное, с красным боком, идеальной формы! Оно так чудесно, гармонично смотрится на зелёной ветке! А человек срывает его и ест!

— Конечно, ест! А что ты предлагаешь с ним делать? Гноить? Если боги создали яблоко только для красоты, то они не наделили бы его сладостью мякоти и полезностью содержания. И ещё! Представь, что люди не стали бы употреблять яблоки, груши, оливы, виноград. Что тогда стало бы с природой? Она выродилась бы и самоуничтожилась!

— Это мы её уничтожаем, мы — люди! Строим дороги и лемесы, уничтожая пахотные земли! Вырубаем леса, перегораживаем реки мостами и акведуками! Нещадно уничтожаем полезные ископаемые. Я тебя спрашиваю, к чему это может привести?

— Ну, ты и расписал! Не так уж много мы уничтожаем, чтобы поднимать такой вой. Человек разводит сады и рощи вместо лесов? Разводит. Какая-нибудь река обмелела из-за моста? Нет. А полезных ископаемых хватит надолго.

— Надолго ли, если использовать их безмерно?

— Точно-точно, во всём нужна мера! Это ещё Аристотель сказал четыре века назад!

— Аристотель-то причём? Он говорил о мере в мыслях…

— И в поступках. Об истинной мере, которая, по его мнению, таится в середине между слишком много и слишком мало.

— Он имел ввиду политику, этику, эстетику. Забыл?

— Помню, «если наслаждаться искусством без меры, то есть, больше, чем необходимо для душевного отдыха, то в результате может появиться отвращение к нему». Об этом говорил ещё и Демокрит. Но разве нельзя перенести их взгляды на то, о чём мы с тобой спорим?

— Использовать дары природы в меру? Не слишком много, дабы не уничтожить и не слишком мало, дабы не развился застой и упадок?

— Ты верно меня понял, — они понизили голос и уже говорили спокойно.

— Ну что ж… может быть… слушай, а если…

Собеседники перешли на шёпот, и в трактире снова наступила тишина. Крупная фигура заслонила дверной проём — пришёл Вэл Сатис.

— Выпьешь?

— Нет, не хочется. Да и по дороге мы от жажды не умрём. До Геркуланума трактиры попадаются на каждом шагу.

— Тогда, идём.

Некоторое время они шли по обочине каменной дороги, слева и справа от которой высились богатые виллы и особняки. То и дело, навстречу им или обгоняя, проезжали пассажирские экипажи, правительственные колесницы с корреспонденцией и крестьянские повозки. Солнце светило вовсю.

Беседуя ни о чём, Асканий и Вэл быстро одолели путь по окрестностям Помпей и вышли на открытое пространство. К тому времени желание говорить исчерпалось полностью, и они шагали молча. Асканий то и дело поглядывал на Везувий. Он никогда не обращал на Гору особого внимания, но сегодня она действовала на него угнетающе. Впечатление усилилось, когда маленькая, невесть откуда взявшаяся тучка, закрыла её своей тенью. Среди залитых солнцем зелёных холмов она стал выделяться зловещим пятном. Гора не могла говорить, но своим видом она давала понять окружающим, что не так уж она проста, что зря люди надеются вечно использовать её для своих целей, зря они не задумываются, почему её почвы выделяются плодородием даже в этих благодатных краях.

И главное, зря легкомысленные люди не придали значения землетрясению семилетней давности. На свою беду они не увидели в нём предупреждающего знака: восстановили разрушенные здания, отремонтировали мосты и основательнее устроились под Горой. А она с высоты своего исполинского роста смотрела на людей и смеялась над их стараниями.

Гора радовалась, она испытывала давно забытое ощущение. Почти восемь веков она считала себя холодной, умирающей. Но вот уже несколько десятилетий она чувствовала, что в её утробе существует жизнь, возникшая благодаря смещению и трению гигантских тиктанических платформ. Гора была счастлива — она вынашивала огонь. Люди забыли, но она помнила своё имя — Вулкан Везувий.

Дорога, повернув влево, прямой и ровной лентой устремилась к горизонту. Асканий мог бы сказать, что шагает по ней легко, если бы хмурый взгляд Везувия не жёг ему спину.

ЧЕТВЁРТЫЙ ДЕНЬ ПЕРЕД СЕНТЯБРЬСКИМИ КАЛЕНДАМИ 822 ГОДА ПО РИМСКОМУ КАЛЕНДАРЮ.

Геркуланум отнёсся к ним равнодушно. Этого нельзя было сказать об Оплонте, покинутом сутки назад. В том маленьком городе