— Сесили, вы себя недооцениваете. Вы что, не догадываетесь о своих достоинствах?

«Нет», — подумала она и поерзала на скамье, вытягивая ноги и чувствуя, как тело радуется движению после долгого пребывания в постели, в неподвижности.

— Я просто делала то, что нужно было сделать.

— Потому что некому было вам помочь, — тихо ответил Локлан. — Никто не заботился о вас, не делил с вами бремя.

Сесили круто развернулась и заглянула ему в глаза, полупрозрачные, голубые, мерцающие в полуденном свете.

— Вот именно. Так все и было.

— А Уильям будет заботиться о вас? Станет ли он вам хорошим мужем?

Его имя словно окатило ее холодной водой. Грудь сжалась от тоски.

— Да. Уильям позаботится обо мне, — без эмоций ответила Сесили.

— Монахи знают, где он живет. Показали мне дорогу. Оказывается, это всего в нескольких милях отсюда. Вот почему я седлал коня, я собирался привезти его к вам.

Ей хотелось крикнуть: «Пожалуйста, не надо!» — но она смолчала. Самому Локлану она не нужна.

Несмотря на то, что считал ее отважной и красивой, он по-прежнему не нуждался в ней, а ей нужен муж, который защитит ее от гнева короля. Уильям вполне подойдет.

Сесили закрыла глаза и прижалась к стене конюшни.

— Тебя… Вас долго не будет? — еле слышно спросила она.

— В худшем случае несколько часов, — ответил Локлан. Он смотрел на ее изящный подбородок, не мог оторвать взгляда от ее словно алебастровой кожи, от нежного румянца на щеках. От тонких век, похожих на лепестки над ее яркими, сияющими глазами. Через несколько часов из его жизни уйдет свет. — Скоро я привезу Уильяма.

Сесили еще долго сидела на солнце, закрыв глаза. Она слышала цокот копыт по камням, когда Локлан ускакал. Ее охватила грусть, глубокое, всепоглощающее отчаяние. Как могла она позволить ему вот так уехать, как могла так легко отказаться от него после всего, что их объединяло? Руки машинально разглаживали юбки. Локлан сказал ей, как она красива, как отважна, — а она сидит на месте и позволяет унынию овладеть собой, как физической боли. Куда подевались ее отвага, ее смелость?

Ей нужно за него бороться!

Сесили вскочила и слегка пошатнулась. Серебряная вышивка на подоле пурпурного платья переливалась на солнце. Седлать лошадь не было времени. Она вышла из ворот и зашагала по той же тропе, по которой они с Локланом приехали сюда несколько дней назад. От слабости ей трудно было идти, ноги в кожаных сапогах скользили на камнях. Она поджала губы. Будь проклята ее слабость, вызванная болезнью!

Тропа вела через пастбище, через заливной луг. Река внизу разделялась на несколько рукавов, в пойме словно образовалась сверкающая водная сеть, которая направлялась к морю. По берегам росли ивы с ярко-оранжевыми ветвями. На лугу паслись овцы, их белая шерсть вносила разнообразие в окружающую зелень. Овцы настороженно смотрели, когда она проходила мимо. Хлопали полы ее плаща, взметаемые ветром.

Она озиралась по сторонам, выискивая его взглядом. Вот вдали мелькнула лоснящаяся на солнце шкура его жеребца. Он не так далеко ускакал, почти поравнялся с ивами, окаймлявшими главное русло реки.

— Локлан! — крикнула она во всю мощь и, подобрав юбки, поспешила вперед. Ноги оскальзывались на камнях, на липком иле. От быстрого бега сердцебиение участилось. Снова закружилась голова. Но она должна догнать его, остановить. Она будет за него бороться… потому что сейчас ей уже нечего терять.

Шаги ее замедлились, когда она ступила на заболоченную почву. Ужасная вонючая грязь липла к сапогам, пачкала юбки. Пошатываясь, она брела вперед, не сводя взгляда с его огненно-рыжих волос, с развевающихся пол его плаща.

Она с ужасом смотрела, как он завел жеребца в реку и поскакал по отмели. По обе стороны от коня взметались фонтаны воды. Неужели он не слышал, как она зовет его?

Сесили дошла до кромки воды, сапоги скрипели по гравию.

Хвала небесам, на глубине жеребец замедлил ход.

— Локлан! — крикнула Сесили, приложив руки раструбом ко рту. У нее над головой вились чайки, их горестные крики заглушали ее голос. — Вернись! Мне нужно с тобой поговорить! — У нее заболело горло от крика, но ей было уже все равно.

Локлан ошеломленно повернул голову и сразу же заметил одинокую фигуру на берегу. Пурпурное платье, мокрое и запачканное грязью, льнуло к ее тонкой фигурке. Белый платок развязался, концы его бились на ветру. Ярко-зеленые глаза словно пригвоздили его к месту. Что она там делает, черт побери?

Сердце у него растаяло, наполнившись любовью при виде ее. Боже, как он ее любит! Он нахмурился. «Да, — подумал он, — я люблю ее». Он попробовал отогнать глупые мысли. Он ей не нужен, она хочет выйти за Уильяма.

Он махнул рукой и крикнул:

— Сесили, не глупи, вернись! — Зачем она пошла за ним, да еще в одиночку? Лицо у нее побледнело, осунулось, и она обхватила себя за талию, покачнувшись на берегу.

— Я никуда не уйду, пока ты не вернешься и не поговоришь со мной! — ее слова принес ветер, перекрыв журчание воды, громкие крики чаек и карканье пролетавших мимо грачей.

Может, он не расслышал?

— Ах, Локлан, ради всего святого! Вернись! — Приподняв юбки, она нетерпеливо шагнула вперед и едва не упала в воду, так ей хотелось поскорее подойти к нему. Он какое-то время недоверчиво смотрел на нее, прежде чем понял, что у нее на уме.

— Сесили, стой на месте! Я иду к тебе! — прокричал он, разворачиваясь на скаку и сжимая коленями бока жеребца. По обе стороны от них снова взметнулись фонтаны воды.

Вскоре он вернулся к тому месту, где стояла она.

— Что ты творишь, глупая женщина? — закричал он на нее. — Ты только что выздоровела, хочешь снова заболеть?

— Почему ты солгал мне про то, что сказал Генрих? — Она стояла широко расставив ноги, чтобы лучше держаться на каменистом берегу. — Почему ты меня обманул?

Лицо у нее разрумянилось, концы платка развязались.

«Потому что ты нужна мне самому», — подумал он. Сердце у него дрогнуло, готовое разорваться пополам. Нет, нельзя. Горечь потери была хуже физической боли.

— Скажи, Локлан! — Глаза ее сверкнули зеленым огнем, они смотрели в самую его душу.

— Сесили, не говори глупостей. — Он попробовал уклониться от ответа. — Зачем ты побежала за мной? Я думал, ты хочешь, чтобы я привез тебе Уильяма. Ты сама меня о том просила.

— Нет! — крикнула она, переминаясь с ноги на ногу, чтобы хоть немного согреться. — Во имя всего святого, когда я об этом просила?

Он вздохнул.

— Сесили, в бреду ты произнесла его