Мазур посмотрел на ветреную супругу так, словно видел впервые.Ему было мерзко и больно – еще и оттого, что она ничуть не походила наиспуганную, сконфуженную, пристыженную изменницу. Даже сейчас она была спокойнаи чертовски хороша – растрепанная, раскрасневшаяся. Она выглядела невозмутимой.

Улыбнулась почти непринужденно, приподнялась, полулежа,опершись на локоть, спросила:

– Кажется, будет семейная сцена?

– Ну ты и… – только и выговорил Мазур.

Оба близнеца стояли смирнехонько, старательно прикрываясьладонями, улыбались искательно, жалко, в надежде на то, что кошмар рассеется ивсе каким-то чудом вернется в прежнее состояние…

Аня прищурилась:

– Ну, и дальше? Определись сначала, а? Что именно тебе ненравится – что я тебе изменила, что меня черномазые драли, что их целых двое?Или по всем пунктам сразу виноватая я?

Мазур, что-то глухо рыкнув, залепил ей смачную пощечину.

– Бог ты мой, какие пошлости… – сверкнула она глазами,потрогала щеку, отодвинувшись к дальнему краю дивана. – Бить будешь?

– Надо бы, – сказал Мазур, немного присмирев. –Ох, надо бы…

Серьезно? – она смотрела упрямо, строптиво. – А зачто, интересно бы знать? За то, что я на стены лезла, пока ты где-тогеройствовал? Ты меня еще будешь бить, импотент хренов? Иди и геройствуйдальше, пока не надоест. А я поживу хоть немножко так, как мне нравится, покасовсем не состарилась. Милый мой герой, женщине нужно трахаться. Коли уж онамолодая, здоровая и нормальная, а вместо мужа у нее герой невидимого фронта,урод законченный, арбуз с засохшим кончиком… Знаешь, чем эти орангутанги оттебя отличаются? Да тем, что они – настоящие мужики, кобели высшей марки. Нуда, они из меня сделали законченную шлюху, но это, оказалось, очень дажеприятно – побыть законченной шлюхой со здоровыми арабскими жеребцами… Знал быты, как они меня драли куда только можно, я и не знала, что бывают такиевыкрутасы… Будет что дома рассказать подружкам. Ценным опытом поделиться. Еслибудешь умницей, я тебе, может, и расскажу подробно, чему меня тут научили –авось попробуешь потом что-нибудь неумело повторить… – она говорила спокойно, сподначкой, с легкой улыбкой. – Восточная сказка, честное слово. Нужнобудет еще крепко подумать, подпускать тебя теперь к себе, или нет. Так, как онименя драли, ты вряд ли продерешь – она улыбалась, села на постели, приложиларуки к вискам, пошевелила растопыренными пальцами, – и рогов у тебятеперь, что у дюжины северных оленей, после таких мужиков тебя, недотепу..

Все произошло в секунду, словно бы без участия егособственного тела и рассудка. Некая неведомая сила вырвала руку из кармана,чуточку отягощенную привычным ощущением уютно лежащего в ладони револьвера…

Только когда она завалилась на вишнево-белое смятоепокрывало, замерла с угасающими глазами и совсем несерьезной на вид дырочкой ваккурат над переносицей, когда на два голоса страшно заорали голые близнецы, иодин упал на колени, словно отталкивая обеими руками что-то невидимое, когдагенерал Асади рывком дернул вниз его руку и вытянул револьвер из вялых пальцев,Мазур понял, что натворил, сообразил, что все произошло на самом деле, чтовыстрел был, что в комнате стоит острый, тухлый запах пороховой гари, а егожена мертвая, потому что он ее только что застрелил.

И подумал с удивительной четкостью мысли, что вся его жизньи будущее накрылись медным тазом. Все разлетелось к чертовой матери. Сколькоименно ему дадут, уже совершенно неважно – такие детали, в общем, несущественнына фоне главного. А главное – все рухнуло, все кончено. Из-за этой вот шлюхи.

Крепкие пальцы сжали его локоть и подтолкнули к двери. Асади,не встречая ни малейшего сопротивления, вывел его в коридор, направляя какслепого, провел к соседней двери и затолкнул в комнату, похожую на кабинет:строгий стол с разбросанными бумагами, сейф, стеллажи с папками, парадныйпортрет Касема на стене. Усадил за стол, поставил перед Мазуром высокий синийстакан и шумно наполнил его до половины из неведомо где прихваченной бутылки:

– Выпейте, Кирилл. У них тут хорошие виски, знают толк…

Следом вошел автоматчик, остановился у двери. Генерал сжалпальцы Мазура вокруг стакана, оторвал его запястье от стола. Стакан оказался усамых губ, и Мазур волей-неволей выпил все до дна, как водичку. Ни лучше, нихуже от этого вроде бы не стало – но понемногу по всему телу расплылось иподнялось в мозг легкое, блаженное отупение.

– Успокойтесь, Кирилл, – мягко сказал Асади. –Если рассудить трезво, ничего страшного не произошло. Печально, конечно… Но чтоподелать? Простите великодушно, она была плохой женой, недостойной такогохрабреца и исправного солдата, как вы – но вы еще так молоды, у вас всевпереди…

– Вы полагаете? – горько усмехнулся Мазур, ссутулившисьза чужим столом.

– Ну, не надо так мрачно смотреть на вещи… Не стоит жалеть отакой шлюхе. Она этого не заслуживает. У вас еще столько хорошего впереди…

– Ничерта у меня впереди.

– Да с чего вы взяли? – картинно пожал плечами генералАсади. – А! Вам, быть может, отчего-то пришло в голову, что это вы ееубили, и теперь неприятностей не оберешься? Кирилл, друг мой, ну с чего вырешили, что это вы?

Мазур оторопело вскинул на него глаза. В его душе вспыхнулочто-то похожее на уверенность и надежду. Склонившись над ним, положив руку наплечо, Асади заговорил размеренно, веско, серьезно:

– Мы не в Советском Союзе, Кирилл, не забывайте. При всеймоей любви и уважении к Советскому Союзу признаюсь вам по совести, что кое-чтомне в вас все же не нравится. Вы у себя поддались многовековому давлениюевропейской цивилизации, отказались от многих старых традиций, вполнеестественных и простительных в глазах араба, пусть даже этот араб – генералреволюции, борец с феодальными пережитками и верный друг Советского Союза… Здесь,несмотря на все бурные перемены и реформы, многие не увидят ничего зазорного втом, что муж поступил с распутной женой, как подобает мужчине и солдату. Корочеговоря, никого вы не убивали. Понятно вам? Я не видел, чтобы вы кого-тоубивали. Мои парни не видели тоже, клянусь честью. Они верные, преданные люди,уважают вас как храброго солдата и друга революции… Ничего не было. Я всеустрою. Можете на меня положиться. Что до этих… — он брезгливопоморщился. – Я бы на вашем месте о них больше не думал. Их, собственно,уже и нет на свете – одна видимость… Вы меня понимаете, Кирилл?

Мазур поднял голову, посмотрел на него благодарно. И дажепопробовал улыбнуться – но не получилось.

– Все здесь – ваши друзья, – сказал Асади, властно иустало. – Запомните это. Настоящие друзья. Ничего не было. Ничего.Отдохните пока, я все улажу…

Он повернулся и быстро вышел. Мазур, почти не думая, налилсебе еще. Автоматчик у двери дружелюбно ему осклабился, закивал, нараспевпроизнес несколько фраз по-арабски – успокоительно, утешительно…