– Позвольте догнать его!

– Нет! – вскочила Августа. – Нет! Он может быть не один, выпопадете в засаду!

– Он один, – хрипло выговорила Лиза и поморщилась. Казалось,в горло ей влили расплавленное олово. – Он один, но лучше вам не рисковать.

Она попыталась встать. Фальконе помог ей, поддержал и толькоголовой покачал, глядя на ее измученное, покрытое копотью лицо, растрепанныеволосы, рваное, грязное платье.

– Ох, вижу, тяжко пришлось вам, Лизонька, – ласково сказалон. – Жаль, не мог на помощь прийти. Всю ночь искал, да хоть бы знал, где… – Онмахнул рукой и устало улыбнулся.

Фальконе был в том же костюме кучера, что на карнавале, да истан Августы все еще облегал темный бархат платья Марии Стюарт. Похоже, нынченочью ни у кого не нашлось времени переодеться.

– Господи, Лизонька, – всхлипнула Августа, простирая к нейруки. – Сегодня ночью умерла Хлоя, и если бы я потеряла еще и тебя… – Оназажала рот платком, горестно качая головою. – Где ты была? Что случилось?!

Лиза тихо ахнула.

– Хлоя? О боже!

Ударило по сердцу воспоминание: ночь, море шумно дышит,костры горят на Скиросе, рядом, в лодке, взлетающей на волнах, тихо плачетХлоя, прощаясь с родиной, прощаясь с родными, которыми она пожертвовала радирусской цесаревны, ради России…

Хотелось упасть, уткнуться в землю, зарыдать, но Августаждала ответа, и Лиза, отстранившись от Фальконе, медленно двинулась к ней.

Остановилась в двух шагах, с трудом присела в реверансе,таком глубоком, что колено коснулось сырого песка. Затем почтительно взяла холодную,бессильно повисшую руку Августы и поднесла к губам, промолвила:

– Я все сейчас расскажу, ваше высочество.

Лиза никогда не считала себя особенно умной, но теперьпришлось признать, что она не только глупа, как пробка, но и слепа, как крот.Задним числом все становилось необычайно ясно, и оставалось лишь удивляться,почему ничего не сообразила раньше.

Разговор Чекины и Гаэтано в саду мог показаться беседою двухвлюбленных только доверчивой дурочке вроде нее, Лизы. Теперь-то он исполнилсяистинного смысла, так же как и заигрывания Чекины с Фальконе, ее подаркиАвгусте. Наверняка кресты были чем-то отравлены, о чем и догадался хитроумныйДжузеппе, «чучельник или волшебник». Чекина пыталась напоить княгиню каким-тоотравленным зельем, которое досталось Хлое и постепенно убило ее. Теперь-тоЛиза знала, что такое aqua tofana, о которой обмолвилась Чекина ночью в саду.Фальконе объяснил ей. Чудовищное снадобье, в состав его входит мышьяк! Вотпочему пожелтел куст роз, в который упал выброшенный Чекиною кувшин. Вот почемуумерла Хлоя!

Кусочки головоломки сошлись, образовав картину тщательнопродуманного и дерзко осуществленного плана, а Лиза, осознав свою слепоту иглупость, не в силах была заглушить мучительных угрызений совести, думая, что,будь она поумнее да поосторожнее, все могло бы сложиться иначе…

Не меньше Лизы страдал Фальконе. Сознавать, что его самыесокровенные чувства использовали в низменных, злобных целях, было невыносимодля этой благородной души. Вдобавок, в отличие от Лизы, он кое-что понимал вхимии: и внезапная гибель цветов, среди которых он нашел осколки кувшина, изкоторого сам же напоил Хлою, пробудила в нем ужасные подозрения. Но Фальконебыл слишком горд и надменен, чтобы дать им волю; ведь тогда пришлось бы признать,что римская простолюдинка, из-за которой он, русский граф, потерял голову,гнусна и мерзостна. Теперь же эта истина стала перед ним во всей своейнеприкрытой наготе, и деваться от чувства вины, от раскаяния, от презрения ксебе самому было некуда.

Не щадя себя, исповедовались Лиза и Фальконе перед Августоюв тот бесконечно печальный день, пришедший на смену карнавальному забвению, ноона повела себя с великодушием истинной государыни, отпускавшей своим друзьям исотоварищам их невольные прегрешения, простившей все ошибки, с готовностьюзабывшей прошлое, чтобы стойко встретить будущее, ибо пока и оно не сулилоничего доброго.

Она отказалась от попыток разыскать похитителей «русскойпринцессы», ибо не верила, что сие возможно. Вдобавок разделяла надежду Лизы,что большинство похитителей погибли при пожаре в катакомбах и от них осталисьтолько одиночки вроде Джудиче. Просто надо быть осмотрительнее – вот и все.

– Нас теперь только четверо, – сказала она с печальнымспокойствием. – И осталось единственное: немедленно вернуться в Россию. Я неверю, что больше чтят того, кто в отдалении. Нет, их просто забывают.

– Бог весть, что ждет там, ваше высочество, – начал былоФальконе, но властный жест Августы остановил его.

– Нерешительностью и осторожностью я сыта по горло! Болееничего не желаю знать, кроме воли государыни, выраженной ею самолично.

Лиза вскинула глаза, и Августа поняла ее.

– Если императрица не пожелает дать аудиенцию своейподданной, то мать не откажется увидеть свою дочь. А я… я готова склонитьсяпред нею и смиренно принять всякую участь, коя мне будет ею уготована: трон илимонастырь, славу или забвение. Но только в России! Ежели оставит при дворе,повелев, как и прежде, не открывать тайны рождения моего, приму и сие,сделавшись покорною служанкою императрицы, а затем, – голос ее чуть дрогнул, –затем и нового государя.

– Не опасаетесь ли вы гнева императрицы за самовольство? –осторожно осведомился Фальконе, но встретил огненный взор Августы.

– Мне бояться гнева императрицы? Я не только дочь ей, но ивнучка великого Петра! Верить стану, что решения государыни на благо Россиипринимаются, поэтому повторяю: всякую участь благодарно приму, даже и плаху!

Лиза слушала ее, опустив глаза и до боли сплетя дрожащиепальцы, чтобы скрыть волнение, охватившее все ее существо.