– И на книгу.

– Да, на книгу. Вы ее читали?

– Отрывками.

– Рен читает нам по вечерам. Голо смотреть не дает. Он уже прочитал нам несколько книг, но мне пока что больше всего понравилась Агата Кристи. – Боб посмотрел на небо. – Трудно поверить в то, чего нельзя увидеть.

– Микробов тоже мало кто видел, – заметил Эллис. – Но все принимают их существование на веру. Ученые в этом смысле чем-то похожи на священников.

Боб кивнул.

– Я понимаю. Но микробы не обещают спасения от вечных мук и не требуют безоговорочной веры.

– Еще как требуют. Особенно в лепрозории.

– Где?

– Неважно.

– А еще благодаря ИСВ у всех людей развит иммунитет, и они не страдают от микробов. И не умирают. Поэтому сама идея жизни после смерти кажется… ну, глупой, что ли. – Боб нахмурился.

– Тогда почему вы здесь?

– Чтобы стать особенным, как вы и Рен. Вы оба такие… я вами восхищаюсь. Мы все восхищаемся. Рен говорит, что нам нужно закалять характер. Нельзя быть сильной индивидуальностью, если ты слабохарактерный. Он говорит, что боль и борьба помогают нам вырасти над собой и стать по-настоящему уникальными. Вы двое тверды, как скалы, а мы по сравнению с вами – будто пушистые одуванчики на ветру.

– Это Рен так сказал?

Боб улыбнулся.

– Нет, это я сам придумал. Хорошо звучит?

– Очень поэтично.

Боб откинул щеколду коровника и потянул на себя тяжелую дверь. Внутри было темно и пахло навозом, сквозь щели в стене пробивались тонкие лучи солнца.

– Каждый человек добивается всего сам. Никаких поблажек. Тот, кто не справляется, умирает. Все просто.

Эллис усмехнулся, услышав слова Уоррена. Будто у него на глаза из крошечного автомобиля вылез огромный клоун.

– Выживает сильнейший, – произнес Боб. – Так звучит кредо дарвинов, да?

– Это теория Чарльза Дарвина о естественном отборе. И она не очень хорошо сочетается с христианством.

Боб остановился перед коровами и посмотрел на Эллиса с озадаченным выражением лица.

– Не слышал об этом, но… – Боб протянул ему ведра. – Рен сказал, что вы захотите помочь нам с завтраком.

– А, да, конечно. Никакой бесплатной еды, – улыбнулся Эллис и забрал ведра. – Только вам придется меня научить.

Эллис всегда думал, что доить коров – занятие непростое. Во всяком случае, в кино этот процесс выглядел очень сложно. Но, с другой стороны, в голливудских фильмах взрослые мужчины не могли поменять младенцу подгузник без резиновых перчаток и противогаза, хотя на работе им приходилось проектировать автострады или чистить городскую канализацию. Как только Эллис приспособился к ритму и убедился в том, что корове не больно, дойка быстро пошла на лад. Примостившись на низкой скамеечке и зажав ведро коленями, труднее всего было увернуться от перепачканного в навозе хвоста.

Боб убедился, что Эллис успешно справляется с делом, и отправился кормить и поить остальных обитателей коровника.

– Сколько вы уже здесь, на ферме? – Эллис слегка повысил голос, чтобы перекрыть журчание молочных струй.

– Почти полгода.

Эллис не видел Боба: обзор закрывала корова, которую клон назвал Оливией.

– И вам здесь нравится больше, чем в Полом мире?

– Гораздо! – Послышался скрежет лопаты. – Сначала я думал, что такое не может понравиться. Плохо было. А жизнь в лесу вообще казалась невыносимой. Только Рен может бросить себе такой вызов, мы до него еще не доросли. Но здесь все гораздо… гораздо проще.

– И вам не скучно? Не кажется, что занимаетесь глупостями… бьетесь за то, что можно получить даром?

– В этом весь смысл! Тяжело, конечно: как бы ты себя ни чувствовал, а работать надо и в дождь, и в холод. Иногда я просто стою у двери, смотрю на улицу и думаю, какого сполоха я здесь делаю. А потом пересиливаю себя, и тогда случается удивительное. Закончишь ненавистную работу и чувствуешь себя счастливым. Измотанный, грязный, но зато знаешь, что дело сделано. Мы называем это магией Рена. Как услаждение, только длится несколько дней подряд, и достигаешь ты его сам, без приборов. В Полом мире я никогда не испытывал ничего подобного. Там твои поступки не имеют смысла. А здесь учишься гордиться собой, и это тоже закаляет характер.

К тому времени как заполнились все четыре ведра, у Эллиса начали болеть руки, и, хотя разномастные философские взгляды Уоррена его, скорее, забавляли, он был вынужден признать, что такая работа доставляла глубокое удовлетворение. Жители фермы будут рады молоку, да и коровам стало гораздо легче. Раньше он просиживал в офисе по десять, а то и по двенадцать часов в день за бесконечными встречами и совещаниями, но за все эти годы Эллис ни разу не ощущал такой гордости от выполненной работы. На каком-то этапе эволюции человек променял радости честного труда на стабильную зарплату.

– И еда кажется вкуснее, если ты помогал ее готовить, – пояснил Боб, забрав у Эллиса два ведра с парным молоком. Они направились к дому.

Завтрак – омлет и совсем не подгоревшие черничные маффины – был гораздо вкуснее ужина. После еды Уоррен вместе с Полом и Дексом ушел на второй этаж, предоставив Эллиса самому себе. Эллис не возражал. Они с Паксом не договаривались о точном времени встречи, но ему хотелось обойтись без посторонних глаз. Помыв посуду вместе с Ялом, Эллис вышел на крыльцо и спустился на Файрстоун-лейн. Решил, что Пакс вернется туда же, где они расстались вчера.

«Что я ему скажу?»

Хиг косил траву в поле, и Эллис залюбовался сенокосилкой. Ее тянули по кругу два больших коня – Ной и Вебстер, – и с виду в этом хитроумном аппарате не было ничего особенного: пара колес да сиденье посередине. Треугольные зубцы прочесывали траву, и между ними быстро мелькал нож, приводившийся в движение от колесной оси за счет кривошипно-шатунного механизма. Вся система напоминала обычную машинку для стрижки волос, но Эллиса поразило то, что нож двигался благодаря колесам. И хотя ручные газонокосилки работали по такому же принципу, здесь результат был гораздо заметнее: с каждым заходом Хиг, правивший лошадьми, оставлял за собой широкую полосу свежего сена.

В воздухе сладко пахло скошенной травой. Эллис вздохнул.

«Что я ему скажу?»

Трудный вопрос.

Уоррен пригласил его в свою деревню. Конечно, жизнь в Файрстоуне была тяжелой, а Декс, Ял, Хиг и Боб только изображали ковбоев, на деле оставаясь туристами, приехавшими на ранчо в поисках приключений и просветления. Но для тех, кто был чужд Полому миру, то есть для них с Уорреном, это место вполне могло стать домом. Возраст уже не позволял Эллису таскать вязанки сена, однако здесь все было родным и знакомым, и ему хотелось создать что-то стоящее собственным руками. В прошлой жизни он ничего не добился, а потом, заглянув в лицо смерти, понял, как важно оставить за собой след.