— ..и способна поставить негодяя наместо.

— Тише, пожалуйста, — словнозаведенная повторяла Блюм.

— Прямо сейчас вызову милицию.

— Ой, тише!

— Пусть отметят факт безобразия.

— Не надо!

— Ваш сосед невероятно распущен.

— Все нормально, мы хорошо живем. Оченьпрошу, не затевайте скандал, — чуть не зарыдала Теодора Вольфовна, —иначе Валерий Павлович мне потом такое устроит…

— Да прекратите бояться! — рявкнулаМайя Леонидовна. — Поймите, этот Прыщ чувствует себя хозяином лишь потому,что вы трясетесь, а дадите ему отпор — живо хвост подожмет. Все грубияны, какправило, трусы.

— Вы не знаете Валерия Павловича, —прошептала Блюм, — он способен извести человека. Я благодарна ему заразрешение жить своей жизнью…

— Это уже ни в какие ворота нелезет! — окончательно разъярилась Майя. — Теодора Вольфовна, милая,вы что, раба Прыща?

— Ну… нет, — пролепеталаБлюм. — хотя… если подумать… коли честно… не лукавя… не кривя душой… тода! Я его очень боюсь, но и уважаю.

Майя Леонидовна захлопала глазами. Конечно, директрисапонимала: жизнь интеллигентной старушки, вынужденной делить квартиру с наглым,явно криминальным мужчиной в расцвете лет, не может быть безмятежно счастливой.Но в Советской стране есть милиция и законы. Теодоре Вольфовне следует показатьПрыщу зубы… ну, если уж не все тридцать два, то хоть сколько есть! Мерзкийуголовник навряд ли придет в восторг от перспективы общения с сотрудникамиорганов.

— Если Валерий Павлович осерчает, онзапретит мне посещать библиотеку, — вдруг сообщила Блюм, — а я так люблювас всех.

— Этот подонок не имеет права вам ничегозапрещать! — затопала ногами Майя. — Теодора Вольфовна, милая, нельзябыть такой размазней!

— Валерий Павлович мне хозяин.

У Майи Леонидовны от гнева пропал дар речи,она смогла лишь выдавить из себя нечленораздельные звуки:

— А… а?., о… о!..

Блюм же очень тихо довершила начатую фразу:

— Мой муж человек резкий, принимаетрешения мгновенно и никогда их не меняет.

Майя Леонидовна потрясла головой.

— Муж? Вы замужем?

— Да, а что тут удивительного?

— Но вы никогда не говорили о семье.

Блюм нахохлилась.

— Просто не было необходимости.

— И ваш супруг спокойно наблюдает захамством Прыща?

Теодора Вольфовна нервно поежилась.

— Вы не совсем поняли ситуацию. Ярасписана с Валерием Павловичем.

В макушку Майи Леонидовны словно воткнулсягвоздь.

— С кем? — переспросила она. —С Прыщом? Вы жена… э…

— Валерия Павловича.

— Господи! — в полной растерянностиахнула директриса и от неожиданности бестактно спросила:

— Как же вас угораздило выйти замуж затакого?

Лицо Блюм порозовело.

— В юные годы Валерий Павлович был иным,нас связала большая любовь. Я ради мужа бросила родителей, порвала с привычнымкругом общения и некоторое время была счастлива. Но потом стало понятно:несмотря на страсть, мы с Валерием Павловичем полярно разные люди и теперьживем просто соседями. Муж благородный человек, он содержит меня, не упрекаетза полнейшую финансовую несамостоятельность и неумение вести домашнеехозяйство, разрешает проводить время в библиотеке…

— Сколько же вам лет? — вновьпроявила бесцеремонность Майя.

— Сорок, — ответила«старушка», — Валерий Павлович меня старше.

Майя Леонидовна вдохнула воздух и забыла еговыдохнуть. Блюм всего лишь сорок? Да быть такого не может! У нее же совершенноседые волосы, стянутые на затылке в дурацкий пучок, бесформенная фигура,дряблая, морщинистая кожа… И потом, Теодора никогда не улыбается!

Очевидно, ошарашенный вид директрисы выдал еемысли. Блюм опустила глаза в пол.

— Я всегда выглядела старше своихлет, — прошептала она. — У нас такая генетика. У женщин в нашей семьекакой-то сбой в организме после родов случается. Бабушка моментально сдала,мама превратилась по виду в пенсионерку, родив меня, и я начала стремительноизменяться после появления на свет Павлика. Принесла сына домой и сообразила:за неделю старюсь на месяц.

— У вас есть сын?!

— Да, Павлик, — кивнулаТеодора. — Но он сам по себе, ко мне душевно не расположен. Сложныймальчик, вернее, юноша — Павлуше за двадцать, я очень рано родила. Думала, вотоно, счастье: муж, сын. Ан нет, не дал господь радости: Валерию Павловичу я ненужна, а Павлик из дома убежал.

Майя вздрогнула.

— Ваш сын удрал?

— Да.

— Почему?

Блюм пожала плечами:

— Павлик свободолюбивая личность, его,как и отца, нельзя заставить ходить по струнке, и, к сожалению, ему досталисьмоя романтичность и влюбчивость. Сын не посвящал меня в свои дела, нераспахивал душу, но у меня есть глаза…

Теодора Вольфовна на секунду замолчала, потомвдруг заплакала.

— Не расстраивайтесь, — бросиласьутешать бедную тетку Майя Леонидовна, — кое-кто из людей переживаетподростковые комплексы и в двадцать лет. Вернется ваш Павлик. Вот увидите, всебудет хорошо.

Теодора Вольфовна вытерла глаза и неожиданнопризналась:

— Всю ночь не спала, а потом вдругприкорнула и на весь день выпала. Уж извините, не пришла, бросила каталог.

— Не беда, — бодро воскликнулаМайя, — карточки есть не просят, полежат. И потом, вы же не штатнаяединица, приходите, когда можете, трудитесь на общественных началах.

Блюм кивнула, но ничего не сказала, в комнатена некоторое мгновение повисла тишина. Затем Теодора шепнула:

— Мне страшно.

— Хотите, заберу вас к себе? —предложила Майя.

— Боюсь за сына.

— Он вернется.

— Нет, никогда. Ушел, прихватив оченьценную вещь… кошек… вам не понять… Валерий Павлович крайне зол, он поклялсяПавлика из-под земли достать и убить…