труднее, приходилось перебираться через завалы, но самое интересное — попадались свежие следы — кто-то пытался расчистить путь, несколько раз попалась новая крепь, причём ставили лиственницу.

Петро то и дело выхватывал фонарём свидетельства бурной деятельности на заброшенном руднике — в этом месте людей вообще не должно было быть.

— Новые хозяева? Саныч ничего не говорил? — шёпотом спросил у напарника.

— Нет, — так же тихо ответил Пётр, — ничего. На этом участке вроде бы работы не велись, хотя кто знает. — Он пожал плечами.

Старый ход завернул, и мы вышли на небольшую площадку, от которой отходила ещё одна орта к центральному стволу, а напротив неприметная сбойка, просто трещина, края которой были аккуратно стёсаны, выступы сбиты. Видимо, этой сбойкой пользовались довольно часто и совсем недавно.

— Нам сюда? Если сюда, то мы не первые, — я положил руку Петру на плечо, предостерегая его, но Ботаник не понял. Мне порой кажется, что у этого чудака в башке нет таких файлов, которые предупреждают от опасности. Ещё в Поломошном начал подозревать, теперь в этом убедился окончательно.

— Сюда! — радостно воскликнул он и, с широкой улыбкой на лице, юркнул в сбойку.

— Да стой ты, — прошипел я вслед и отправился за ним. Хотя очень мне не нравилось всё это. С одной стороны, думал, что Аркадию нужен вексель, и на руднике ему по большому счёту делать нечего, но, вспоминая ночной разговор Тимофея с так называемым «Ваньшей», понимал, что на руднике есть что-то такое, о чём не знает даже Фёдор Александрович. Что-то, что манит Аркадия сюда. И он не откажется от возможности не только получить деньги, но и завладеть всем рудником. Вспомнился Кращенков, вся эта сцена в полуподвальной комнатушке Копылова. Как относиться к этому, я не знал. С одной стороны, всё выглядело очень правдоподобно, но с другой — всё это изменённое состояние сознания, и я не могу твёрдо сказать, что именно это — правда. Господи, да тут чёрт ногу сломит, не разберёшься, что вообще такое истина?..

Сбойка оказалась на удивление широкой и, можно сказать, накатанной. Метров через тридцать Петро мигнул мне фонариком. Я подполз к нему.

— Смотри, — прошептал он с непередаваемым восторгом, — скифский рудник. Какая красота!

Широкий коридор — метра три от стены до стены, пол ровный, даже идеально ровный, стены ступенями сужались к потолку, а вверху сходились под углом, будто крыша.

— Смотри, как идеально сделано, — шептал Петро. — Давление вышележащих слоёв распределяется равномерно, и рудник практически вечен — здесь не бывает обвалов, не страшны землетрясения, ну, кроме, естественно, десятибалльных.

— Интересно, что здесь добывали, если так серьёзно подошли к технике безопасности? Хотя скифы всегда ценили золото, можно сказать, трепетно к нему относились.

Но у Ботаника были свои мысли на этот счёт, и он не замедлил ими поделиться, пока мы шли под ступенчатыми сводами, сделанными руками далёких предков.

— У скифов вообще были удивительные технологии, без использования машин, без вычислительной техники, без теодолитов и измерительных приборов — на основе знания законов природы они проявляли такую смекалку, что неплохо бы и сейчас поучиться. Вот этот коридор, он гораздо ниже действующего рудника. Каким образом они нащупали жилы и что они искали здесь, в глубине гор? Наш действующий прииск «Весёлый», несмотря на всю мощь техники, так, берёт по верхушкам. А здесь, похоже, руды комплексно перерабатывали.

— С чего ты это взял?

— А отвалов мало. Смотри сам — практически нет пустой породы — терриконов, рудных полей, шламоотстойников. Практически на каждом современном руднике, в каждой шахте этого добра навалом, не знают, что делать. А тут нет — чистота и порядок.

— Так тысячи лет прошло, мало ли куда что делось?

— Ну, нет, следы всё равно остаются. И куда, скажи на милость, может деться гора отходов? Саныч тут рассказывал, он с этими скифскими рудниками сталкивался много раз, говорит, такое впечатление, будто заранее знали, где рудное тело находится. И к нему по наикратчайшей дороге штрек били. Дальше первым делом выбирали богатую руду, а потом подчищали остатки. После скифов как Мамай прошёл — вообще ничего не найдёшь, ни искорки золота не мерцнёт! Поэтому их рудники и сохранились: сюда и смысла лезть не было, поэтому никто и не совался. Хотя рядом всегда обнаруживали более поздние выработки. И сейчас геологи знают, что искать надо рядом со скифскими рудниками — по верхушкам наберётся достаточно, чтобы сделать долгосрочную добычу руды. У меня вообще по поводу скифов такие мысли: они знали принцип, по которому идут рудные жилы с теми или иными ископаемыми, и чувствовали их с поверхности. И это, заметь, без сейсморазведки, без разведывательных бурений и прочей машинерии. Вот куда это знание делось? Наверное, остатки у лозоходцев есть, но тоже по верхушкам — что-то делают, что-то могут, а что именно — сами не знают. У необразованных деревенских знахарей бесполезно искать ответы, у них нет цельной картины.

— А у скифов была?

— Да, — ответил Ботаник и мигнул фонариком, — нам сюда.

Мы протиснулись сквозь неприметную нишу — «печь», если пользоваться терминологией Саныча. Если бы не Петькина карта в буке, ни за что бы не нашли — её просто было не видно. Обычная глухая ниша со ступенчатой стеной — её-то и разглядеть на фоне ступеней стен невозможно. В потолке ниши темнело отверстие. Мы поднялись по ступеням в лаз — довольно узкий, заблокировать такой можно было обычным камнем. Мне очень не нравилось всё это, я просто кожей чувствовал опасность. Из головы не выходил Аркадий — то, что он где-то здесь, я знал, был уверен в этом. Лаз вёл вниз с небольшим уклоном, и я чувствовал себя так, словно оказался в мышеловке. Но Петро, насвистывая весёлый мотивчик, полз вперёд. Лаз наконец-то кончился, чему я был несказанно рад.

— Смотри, вообще нереально! — Луч от фонарика Петра прыгал по стенам. — Это же естественный карст! Такой красоты на земле не увидишь!

— Скелеты удивительно гармонично вписываются в твоё понимание красоты, — хмыкнул я, включив большую лампу.

— Вот ты всегда так, Яшка! Вот один видит красоты природы, а другому всякие страсти-мордасти мерещатся… — начал Ботаник, но оборвал фразу посредине. — Ничего себе! — выдохнул он после долгой паузы.

Мы стояли в невероятно большой пещере, свод терялся непонятно где, во всяком случае, ни свет лампы, ни лучи фонарей до него не добирались. По периметру лес сталактитовых колонн жемчужно-серого цвета. Колонны переливались, искрились в свете, когда я наводил на них луч. Журчала вода, гулко падали капли, стукаясь о пол пещеры и рассыпаясь на мелкие брызги.