сквозь вату, пробился голос Петра. — Это топшур играет… а… а вот вступила тоненькая трель икили… Яков, это божественно… давай подойдём ближе к музыкантам»…

И тут появилась она — женщина в расшитом золотом халате и шароварах. Волосы рыжие, почти огненные в луче света, струились по плечам, а лицо, ярко-белое, усыпанное веснушками, будто светилось изнутри. Как это получилось — рассмотреть каждую складочку век, каждую чёрточку круглого лица, запомнить подрагивание ресниц и шевеление губ? В память также намертво врезалась каждая деталь вышивки золотой нитью по сверкающей ткани на её наряде — простом, обычном халате с широкими рукавами, перетянутом поясом. Женщина сделал шаг, другой и невесомой тенью заскользила по глади озера. Полупрозрачные зеленоватые тени тоже сделали скачок вперед и помчались рядом со своей повелительницей. Музыка стала громче, казалось, сразу несколько хомусов ведут между собой перекличку.

Ещё немного — и лопнет моя голова… Я упал на колени, сжав виски ладонями, завыл. Рядом, покачиваясь, будто кобра в такт звукам флейты, стоял Петро. Вот он делает шаг за край озерца и пропадает в зелёном мареве…

Глава девятая

Я очнулся от того, что кто-то лил на лицо воду. Голова раскалывалась. Желудок сжимали спазмы.

— Обыгался? — глухо раздалось над ухом. — На вот, водички хлебни и быстро маску назад на лицо.

Тимофей — его кудлатую бороду, торчащую из-под маски респиратора, ни с чьей другой не перепутаешь. Я жадно присосался к фляжке, но старик не дал как следует напиться, он убрал флягу и сунул мне на лицо раструб самоспасателя. Пронзительная свежесть выдула из мозгов тяжесть. Вернулась способность соображать.

— Что я? Где я? И где Петро? И где эта… эта…

— Ч-ччч-чё… Тихо, тихо… Хорошо успел вовремя. Говорил тебе, дурья башка, не суйся на рудник. Пропадёшь. Заберет к себе Золотая девка, и останешься сидеть в большом зале, ждать, пока на работу позовут… А то уснул бы на бережку, на Мёртвом на озере. Там и такие есть — сидят, ждут неведомо чего. Пошли… пошли… К напарнику твоему пошли. Живой он. Успел вовремя, едва в озеро не сверзился, с бережка его сдёрнул. Ну, ему-то поболе, чем тебе, досталось, я его первым вынес, а ты покрепче, думаю, сдюжишь пяток лишних минут. Ты молодец, сообразил к земле наклониться, а то бы двоих-то не успел назад выдернуть… Я-то не подумал, что вы в реку окунулись, что респираторы не уберегли, а у меня только один самоспасатель с собой был, запасной… Думал, у Ваньши там есть, но он, видно, где-то здесь шастает, сам надел… Так по очереди вас и вытягивал…

Тимофей говорил, а я, опираясь на его руку, брёл вперёд. Кислород из самоспасателя постепенно прочищал мозги, но тело было слабым, ноги будто ватные, еле держали меня. Несколько поворотов — и мы вошли в небольшой грот, довольно обжитый. Я вяло отметил, что пещерка довольно обжитая: сразу у входа горка вещей, видимо, снятых с покойников в некрополе, сверху металлических чаш, по виду золотых, был небрежно брошен островерхий шлем из тёмного металла, чуть дальше — самые обычные, современные рюкзаки, три штуки, один открыт, видимо, в нём рылся Тимофей, разыскивая самоспасатель. Чуть дальше, к стене, развёрнутый спальный мешок, на котором лежал Ботаник — бледный, мокрый, и что-то в нём мне показалось странным, я не сразу понял, что напарник без очков.

— Ты вот на рюкзак садись, — ласково, как разговаривают с детьми, сказал наш спаситель. — Отдыхайся маленько. Не, не на этот, тут посуда и инструменты, на крайний, там палатка да мешки спальные. Вот. Как сам-то?

— Да полегче, дед, — ответил я, действительно, чувствуя, как возвращаются силы. — Петрух, ты как?

— Нормально, — слабо ответил Ботаник, — очки только потерял.

— А ты в рюкзаках пошарь, у Ваньши тут всегда пара-тройка запасных в нычке найдётся. Э-ех-хех, пропащий, совсем очертенел! — Он нагнулся, взял с кучи шлем, повертел его в руке и, положив на место, вздохнул:

— Покойники — они потому и покойники, что им покой нужен. Тревожить их — самое распоследнее дело. Эх, Ваньша, Ваньша, вот как не дал Бог с рождения рассудку, дак пусть хоть палата ума будет, а всё одно без разуму человек. Да Бог ему судья, не мне судить. Ну что, одыбались?

Я встал, повертел головой, несколько раз нагнулся, сделал пару приседаний.

— Нормально, дед, огурцом! Можно выбираться отсюда.

Пётр тоже попытался встать, но его повело, едва тот успел схватиться рукой за стену грота, чтобы не упасть.

— Да, Ботаник, сядь, не пугай людей, — сказал я, немного стыдясь недавнего всплеска эмоций. Вот, спрашивается, что сорвался на чудика? Он же мухи не обидит специально, а я наорал. Надеюсь, что не ударил, он и так с начала поездки попадает в неприятности!

— Яш, надо назад сходить, к озеру, — попросил Пётр и, заметив на моём лице гримасу, тут же скороговоркой объяснил:

— Воды надо набрать, хотя я подозреваю, что это не вода. Ты голой рукой туда не лезь, там у меня в рюкзаке термоконтейнер, к нему перчатки…

— Там у тебя в рюкзаке рыбки мальков будут высиживать, если в подземных реках вообще водятся рыбы. Ботаник, ты же рюкзак в реке утопил, забыл, что ли?

— Ладно вам, не надо туда идти, ушли раз — и слава богу, кто знает, что второй раз будет? Не выпустит Хозяйка.

— Да мы сюда полезли-то из-за проб, и именно с этого озера взять надо, ради этого и шли. Это же наука! Это прогресс человечества, это неизвестный науке феномен, а мы вот так возьмём и постоим рядом, да и уйдём так вот?! Не захватив с собой даже самого маленького кусочка тайны?!!

— Грех это — без хозяина брать что-то, но думаю, могу помочь, — Тимофей, шурша брезентовой робой, прошёл в дальний угол грота, в темноту. С нашего места был виден огонёк свечи, но скоро и он потерялся. Я стоял, смотрел, пытаясь догадаться, зачем он пошёл, но ничего в голову не приходило. Если у старика нет термоконтейнера, то придётся попросить обычную стеклянную банку с капроновой крышкой и упаковать в несколько пластиковых мешков, может, и донесём.

— Слушай, Петрух, здесь барахла всякого навалом, давай поищем, может, что и подойдёт образцы взять… — Я обернулся к Ботанику и замер: приставив ствол пистолета к виску моего учёного друга, над Петром возвышался тот самый странный мужик, которого я едва не сбил утром, за пару дней перед поездкой. И он же приходил к Ботанику на встречу в «Хаус-клуб»…

— Яша, а тебе мама разве не говорила, что брать