— Вот и пришла пора вам отдохнуть, мальчики, —сказала она, входя вместе с нами в очередной зал, похожий на павильонмузыкальной студии под высоким стеклянным потолком, над которым в ночи, мерцаяогоньками, струились потоки воздушного транспорта. — Отсюда транслируетсябольшинство моих публичных концертов. Давайте выполним один обязательныйритуал, и вас проводят в спальню.

— Какой ритуал? — спросил я, ожидая подвоха. Новсе оказалось не так страшно.

— Я должна спеть для вас, — почему-то грустноответила она.

— Здорово! — воскликнул Стас. — Прямо вживую?И прямо для нас?!

— Да, — подтвердила Леокадия. — Согласнотрадиции, за нами будут наблюдать зрители. Но я постараюсь забыть об этом и будупеть только для вас.

Что-то тут было не так. У меня возникло такое ощущение,словно она прощается с нами. Принцесса взмахнула рукой, и зал заполниламузыкальная ткань, сотканная из непривычных акварельных звуков с преобладаниемкакого-то щипкового инструмента.

Принцесса закружилась в медленном, похожем на менуэт, танцеи легко воспарила над полом, словно бы став совсем невесомой. Я этот трюк видели в ее клипах, но был уверен, что это компьютерная графика. Не прекращая танца,Леокадия запела. Ее чистый, почти детский голос завораживал, а мелодия быланеуловимой и странной:

Ветер осенний, царь дуновений,

Мир — твой печальный трон.

Помнишь ли, ветер, дол на рассвете,

Лютни прелестный звон?

В небо летели нежные трели,

Вздохи и смех в садах.

Дни и недели длилось веселье,

Но унеслись года

в никуда

без следа.

Ассоциативно иллюстрируя песню, под куполом студии появилосьмножество таинственных голографических фигур, танцующих вместе с принцессой,они кружились вокруг нее, словно подхваченные вихрем.

Ветер осенний, царь дуновений,

Ты — мой последний друг,

Песней правдивой твой сиротливый

Пусть раздается звук.

Светлым обманом, томным дурманом,

Верой покой смути.

Верой в цветенье, птичье пенье,

В то, что весна в пути,

чтоб прийти,

нас спасти.

Когда она приземлилась перед нами, мы со Стасом, признаюсь,оба застыли в легком ступоре, завороженные ее голосом, пластикой и красотоймелодии. По сравнению с этой все ее земные песенки были просто дешевымиподелками.

— Если вас ударили по одной щеке, что нужносделать? — строго спросила она вдруг.

— Подставить другую, — отозвался Стас.

Кивнув, Леокадия потрепала его по голове, так, словногладила добрую собачку. Потом протянула было руку и ко мне, но тут жеотдернула, потому что я ответил:

— Надо дать сдачи.

Я все понял. Она с чего-то решила, что после этой ее песнимы обязательно подобреем.

— Почему вы отвечаете по-разному? — спросила она,переводя озадаченный взгляд теперь уже серых глаз с меня на Стаса и обратно.

— Он ответил так, как учит христианская религия, —пояснил я. — А я — так, как мы поступаем на самом деле. Можешь непроверять, он, как и я, не изменился.

— Вы слышали?! — воскликнула Леокадия, как мнепоказалось, с торжеством в голосе, задрав голову и обращаясь к невидимым намзрителям. — Мои чары не подействовали на них! Отныне Леокада видит в нихравных и полноправных представителей Земли!

Она опустила взгляд на нас.

— И как вы это делаете?! — спросила онавзволнованно. — Что вы используете? Бывает, что некоторые особо стойкиеособи не поддаются моему воздействию в трансляции, но чтобы вот так, внепосредственной близости… Как это вам удается?

— Я думаю, это браслеты-оживители сфинксов на нас такподействовали, — заявил Стас.

Ну кто его за язык тянет? Совсем голову потерял!

— Браслеты-оживители? — повторила принцесса,нахмурившись. — Кажется, я понимаю, о чем вы. Человек, который явился наЛеокаду и попросил нас о помощи от лица всего земного человечества,неспособного справиться с собственными страстями, был в ужасном состоянии. Оноставался живым только благодаря двум удивительным браслетам.

«Неменхотеп! — догадался я. — Выходит, это он всеустроил!»

— Один браслет он любезно предоставил для исследованийнашим ученым, — продолжала принцесса, — и они, выяснив принцип егодействия, создали более совершенную модель дистанционных регенераторов.Вот. — Она подняла руку и показала нам кольцо с сиреневым камнем. Туттолько я вспомнил, где видел почти такое же, только помассивнее: на пальце уПерископова. — Но от чар этот прибор защитить не может, — закончилаона. — Проверено.

«Действительно, — вспомнил я. — Браслеты-то нетолько мы надевали. Папа ими сломанный в детстве нос исправил, а мама оталлергии избавилась. И все равно оба от песенок Леокадии подобрели». Но мне нехотелось признаваться принцессе в том, что мы и сами не знаем причину нашейстойкости к ее чарам.

— Слушай, — сказал я. — Раз ты признала насравными, давай наконец поговорим о том, зачем мы тут появились.

— Давай, — кивнула она. — Чего вы хотите?

— Чтобы ты избавила Землю от подобрения.

— Это невозможно, — покачала она головой. —Все миры, где разумные существа убивают друг друга, будут изменены. Поверь, мысовершаем это не для себя, мы ведь никого не захватываем. Мы лишь делаем другиенароды лучше.

— Кстати, да, — встрял Стас.

Вот тебе и раз. Неужели он настолько втюрился, что ему уже ина Землю наплевать стало?..

— А ты помолчи! — прикрикнула на него Леокадия.Стас насупился. — А ты, — вновь обратилась принцесса ко мне, —ты просто уперся и не желаешь слышать голос разума.

— Зачем мне что-то слушать, если я все видел? Выприходите на планету, делаете ее жителей добренькими, и они перестаютразмножаться. Ведь так?

— Я ведь уже говорила, что не всегда… А может, им и ненадо размножаться, если они такие плохие?! Мы наводим во Вселенной порядок.Тем, кто недостоин, не место в ней!

Я хотел было спросить ее, кто она такая, чтобы решать, ктодостоин жить, а кто недостоин, но она остановила меня взмахом руки:

— Подожди, не продолжай. Этот спор не имеет смысла. Тыхотел знать, можно ли избавить Землю от подобрения? Я отвечу. Есть односредство. Но только одно. По древней традиции свобода воли сохраняется народамлишь двух миров. Миров принцессы и принца Леокады.

Она замолчала. А я ничего не понял. Каких двух миров? А вотСтас догадался.