Зачем? Не знаю.

Что будет дальше — теперь решает муж.

Ведь так творится в мире, где нет закона? В мире, где человека можно женить без его ведома? Где у девушек не спрашивают разрешения и…

Нет. Все давно не так. Это просто Басманов… особенный.

— У меня мой паспорт. И фамилия там моя, — возвращаюсь я к теме.

— Сожги и выбрось. Он не действителен.

— Что?!

Я хлопаю глазами, пытаясь собраться и взять себя в руки. А через несколько секунд с подачи Рустама в моих руках оказывается новый… паспорт.

Руки леденеют. Открыть не решаюсь.

— А если бы я собралась брать кредит? — мой голос охрип от волнения.

— Кредит тебе ни к чему. У тебя есть я, — усмехнулся Басманов с иронией.

Я решительно открыла документ.

И будь что будет. И произошло то, что произошло.

Я ведь все равно знала, что увижу в нем. Чувствовала, что Рустам не шутит.

Но морально к фамилии Басманова готова я совсем не была.

И запись здесь стоит от 29 апреля. Именно тогда я стала женой, даже не догадываясь об этом.

А уже тридцатого апреля он поднял меня в воздух. И на воздушном шаре присвоил меня себе. Я думала — из-за кровной мести.

Но, судя по вполне реальному штампу в паспорте, Рустам давно решил оставить меня себе. Навсегда. Навечно. Как зверушку — до смерти.

— Так ведь нельзя, — отчаянно качаю головой, — это не по-человечески!

Отбрасываю паспорт прочь.

Не мой.

Чужой.

А Рустам тормозит у знакомой мне новостройки и молча поднимает паспорт с автомобильного коврика. Сам.

— Конфета, не повреди. Восстанавливать придется. А ведь зная тебя, ты будешь честно бегать по бюрократическим улочкам… мне это надо?

— Ты больной, Басманов, — шепчу я, отводя взгляд от «своего» паспорта.

— Какой есть. Ты тоже иногда бываешь горькой конфетой. Когда творишь херню.

Пожав плечами, Басманов выходит из машины. И следом помогает выбраться мне. В полной прострации я ступаю по территории сектора и не замечаю, как скоро мы оказываемся в лифте дома.

Ведь в моей голове неустанно крутятся шестеренки. И поступают вопросы.

Что делать?

Куда бежать?

И как, если теперь я буду под его контролем?

Если теперь… я его жена.

По документам.

Я вздрагиваю, когда в тесном лифте раздается его жесткий голос. Лифт хоть и большой, но с Басмановым коробка становится невероятно тесная.

— Ты говоришь, что это не по-человечески. Но сделать это с тобой иначе мне не позволила совесть.

— Что сделать? — отзываюсь хрипло, чувствуя на затылке его прожигающий взгляд.

— Взять тебя. Вкусить запретный плод, не имея на это прав. А твой брат… — голос Басманова становится мрачным.

Я прикрываю глаза. Понимаю.

А мой брат сделал это. Вкусил восточный плод, опорочив девушку. Пусть Максим и любил Карину, но в традициях следуют не за любовью, а за традициями.

— Я сделал это по-мужски. Хотя и не должен был… в отличие от него.

Двери лифта открываются. На нетвердых ногах я выхожу на площадку. Здесь всего одна квартира — и она принадлежит Рустаму. Внутри высокие потолки и имеются двухуровневые комнаты. Я помню это еще с того времени, когда блуждала в поисках документа, так необходимого Смертнику.

Кажется, что это было давно.

А ностальгия захлестывает, когда Рустам отпирает дверь и жестом руки приглашает войти в квартиру.

Приглашает — мягко сказано. Выбора здесь не дают.

— Проходи, Полина. Здесь ты дома.

Я делаю шаг внутрь его обители. Не мешкая, Рустам закрывает за мной дверь. Разувается и молча уходит вглубь квартиры. Я делаю то же самое, только не по-хозяйски, а осторожно.

И первым делом я достаю из сумки лекарства и, следуя инструкции, выпиваю вечернюю порцию. Лечение воспаления не очень приятная история. Для другого лекарственного средства мне понадобится ванная.

Я нахожу Рустама именно там. Он настраивал воду и тонкой струйкой выливал пену в ванну.

Для меня.

При виде меня мужчина выпрямляется. И подходит слишком близко, вынуждая меня отступить. Упереться в дверь, которую я неосмотрительно закрыла.

— Я обещал тебе горячую ванну. И накормить. Поэтому раздевайся.

Теплая комната приятно греет тело после прохлады июньского вечера.

Запахи пены обволакивают меня, дарят ощущение спокойствия.

И Рустам, не сводя с меня глаз, поддевает правую лямку моего платья.

— Платье только дома и когда на улице жарко. Теперь ты должна одеваться теплее, — четко произносит он, — сейчас на улице было прохладно.

— Потому что наступил вечер, — упрямлюсь я.

И лямка больше не висит на плече.

— Это ты делаешь тоже на правах мужа? — шепчу я, опустив руки вдоль дела.

Вторая лямка движется вниз. Платье сползает с плеч и тормозит лишь на груди. Рустам щелкает по выключателю, и в комнате остается приглушенный свет, исходящей из самой воды в ванне. Красиво.

— Ты позволишь? Я хочу помочь.

Рустаму тяжело дается вопрос. Он не привык.

Я киваю и отвожу взгляд. А он стягивает с меня оставшиеся вещи и помогает забраться в ванну. Обнаженное тело мягко погружается в пышную пену.

Рустам оставляет меня, отшатываясь на пару шагов.

Я с удовольствием касаюсь лица влажными руками. Вытираю глаза, размазываю по губам едва заметную помаду. Рустам не сводит глаз, следя за каждым моим движением.

— Я должна закрыть сессию, — бормочу в полной тишине, — должна получить образование.

— Я не запрещаю. Ты можешь перевестись на заочное. К том же, на этой форме обучения преподаватели более снисходительны.

Я вспоминаю Мишу. Интересно, как он там? Сдержал ли обещание? Отказался от наркотиков?

— Но эту сессию я закрою очно, — настаиваю я.

— Ты говоришь так, словно я отбираю у тебя последние крошки свободы, — недовольно подмечает Рустам, — я же сказал. Не запрещаю.

Рустам тяжело вздыхает. Мое сопротивление и в мыслях, и в жизни вынуждает его быть твердым. И этого же злит его.

— Раз ты ничего не спрашиваешь, то я объясню. Ты будешь жить в этой квартире. Пока что, — добавляет он.

Я непонимающе смотрю на него. Тело напрягается моментально.

— Ты… ты отберешь у меня ребенка? — было первой мыслью, от которой даже голос охрип, — я не позволю!..