А последним штрихом стал третий элемент. Парочка дружно тряхнула волосами, и у обоих около висков воздух пошел рябью, задрожал густой знойной стеной на горячем ветру. И засиял – у Вероники белым, у Семёна – охровым. И такой магии я... не знала. У человеческих колдунов их источники не видны, да и у женщин-ведьм – только «угли», однако...

Я смотрела, переводя взгляд с одного на вторую, со смесью восхищения, благоговения и ужаса. Это же что они могут наворотить, если...

– Теперь вы понимаете, почему «рыб» нельзя впускать в тайник, – «пчела» впитал магию и одернул рукава. Поймал мой взгляд и качнул головой: – Нет, до конца вы не понимаете. К счастью для вас, Злата. Доброй ночи. Если будут новости, дайте знать. Взглядом с мыслью, – и подмигнул добродушно. Повернулся к Веронике и взял ее под локоть: – Идем... дорогая.

«Змея» угрюмо фыркнула и послушно отправилась за напарником. А мы с Данькой остались в душно-сырой подвальной комнате, показавшейся очень темной. Мрачной и пустой.

Походив взад-вперед, я покосилась на «лиса». Тот хмурился и смотрел в одну точку, явно обдумывая сведения. От одного к другому и...

– Лёль, а откуда у тебя старшинство, а?

Надеяться на то, что он забудет, было глупо. Но я рискнула и не жалею.

– Маме не говори, – предупредила я, закатывая левый рукав свитера.

Данька глянул на мою руку и выругался. Под обильными веснушками – сплошная сеть тонких шрамов.

– Когда на нас с мамой напала нечисть, Натка... успела вовремя... для меня. И жизнь спасла, и... руку. Но, как потом сказала одна ведьма-целительница, кости и мышцы Натка на каркас собрала, вернее... их осколки, обрывки. Срастить не смогла, и они... как куски мяса на вертеле. А чтобы не болело и не мешало работать, Натка вживила мне под кожу несколько артефактов на своей крови. Когда я без длинного рукава, то ношу маскировочный амулет. Рука как рука...

– ...но? – старший крестник явно понял.

– Живая «лисья» кровь в артефакте да на том месте, где у темных ведьм находится «уголь», иногда очень интересно себя проявляет. Я заметила, что ощущаю... не тот воздух. Улавливаю смутный запах нечисти, если она опасна. Просто нечисти – нечеловека. Натка думает, это оттого, что я к вашему слишком привыкла. Ну, и по мелочи... воздействовать могу. Договариваться, например. Вызывать доверие и настраивать на разговор. На то, чтобы нечисть захотела говорить.

– А от мамы зачем скрывать? – с любопытством спросил Данька. – Ты что, и на нее воздействовала?

– Рявкнула один раз, – призналась я смущенно. – Что-то мы не поделили, уж не помню... Я крикнула: «Забудь об этом и отстань от меня!», а она вместо ответа окаменела, как под гипноз попала, а потом «отмерла» – и забыла. По-моему, даже не поняла, что я на нее через старшинство надавила. Получается, кровь нечисти плюс ведьмина сила – большие возможности... Да я и сама не поняла. Только когда ты суть объяснил, я вспомнила этот случай и решила повторить. В общем... молчи, понял? Это очень скользкий момент, Дань. Глава семьи у нечисти должен быть старше – во всех смыслах слова, это основа рода, ведь так? – и тихо добавила: – Нечисть не терпит соперничества. Один старший – одна линия воспитания, обучения и защиты. Конкурентов или ломают, или убирают – или только из семьи, или вообще. И ты должен об этом знать. Не хватало еще, чтобы...

– Понял, – и устало «лис» взъерошил волосы. – Пошли отсюда. Крыша едет и спать хочу.

Руна, доселе лежавшая на серванте, бесшумно спрыгнула на пол и тенью скользнула в коридор. Покормить защитницу, привычно уже постирать выпачканные в пыли вещи...

Данька, кажется, вырубился мгновенно, едва из майки и штанов нырнул под одеяло, а Руна, поев, свернулась клубком в кресле. Я собрала вещи крестника, забросила их в стрику вместе со своими и долго сидела на кухне, попивая настой. Перед глазами яркой шизой-галлюцинацией стояла нечисть: Семён с жужжащей полосатой рукой, Вероника с предплечьем, обтянутым чешуйчатой кожей.

Мир уже не падал – он смирился с неизбежным, изъял из закромов остатки инстинкта самосохранения и послушно привыкал. И напряженно думал: где, мать их, наблюдатели? Почему ни одна сволочь не выйдет на контакт и не объяснит, как забрать Фильку и свалить? Да и не сопроводит для верности. Почему мне позволяют сидеть в этой истории по уши? Неужто тоже из-за «лис»? Позволили нам остаться подсадными утками – и это единственное, что приходило в голову.

Я допила настой и повертела кружку, посмотрела на «чаинки». Тряхнуть, что ли, Корифея для полноты картины? Или оставить всё, как есть, глупо надеясь, что погибнуть нам не дадут? А если Альберт влезет... то не дадут. Большой и чистой любви у нас не случилось, но и равнодушия тоже. Близких людей у него было мало, и он ценил каждого, даже... бывшего.

Отставив кружку, я откинулась спинку стула, закрыла глаза, потерла лицо... и обнаружила, что плачу. Слезы катились незаметно и молчаливо, от бешеной усталости, непонимания, страха за себя и свою «лисью» семью. И отчаянно хотелось домой. К Натке. Или к Альберту. Страшно соскучилась... по обоим. И сил уже никаких...

– Лёль, а ну спать, – ругнулся Данька, заглядывая на кухню. – Вечно ты со своей возней...

Ворча, он достал из стиралки одежду, сложил в таз и взял его под мышку. По решительному взгляду крестника я поняла, что сейчас последую за тазом, и встала со стула сама.

– Меня эта возня успокаивает!

– Тебя эта возня доведет до уехавшего чердака! Спать пошли! Или мне одному с утра «рыбачить»?

– Чтоб от меня – не ногой, понял?

– Тогда иди и проспись!

Люблю их... костьми лягу. Не будь я крестной. Ведьмой. И по последней причине постараюсь, чтобы прежде костьми легли другие. Ибо нефиг.

– Дань, расскажи про старшинство. Всё, что знаешь.

Вероятно, это единственный по-настоящему сильный мой козырь. Случайный. Забытый. Но, как показала практика, небесполезный.

Да, «порыбачим».

Колдовство – это соус, которым дураки

поливают своё поражение,

чтобы скрыть вкус собственной оплошности.

Джордж Мартин «Битва королей»

– Лёль, держи руки ровнее!

– Я стараюсь! Но они устали!

Со стороны казалось, будто мы распутываем комок шерсти. Пока я спала, Данька что-то сотворил с одним из снежков, превратив его в вязкую, студенистую массу. И, сидя и поставив на стол локти, держала ее натянутой между ладоней, а «лис», взгромоздившись на подоконник, тянул оттуда нить за нитью, обнюхивал каждую и обрывал, ненужные складывая слева от себя, и нужные – справа.

– Терпи, – старший крестник и сам проявлял незаурядное терпение. – Сила – это не кровь, – объяснял назидательно в десятый раз. – С кровью капкан ставится на раз. Вшиваешь в него замедление энергообмена – и ага. Чувак попадется и тупо не может расшевелить в себе магию – кровь будто спит. А с силой – по-другому. Капкан на силу только блокирует заклятья из этого снежка. Повезет, если угадаем основные плюс еще какие-нибудь похожие.