Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро, ковыряясь в кажущихся бездонными металлических залежах, Вальхем снова и снова ловил себя на том, что доселе безымянные железяки неведомым образом обрели свои имена. Во многих случаях он, просто взяв какой-нибудь обломок в руки, мог назвать состав сплава, из которого тот изготовлен, вплоть до точного соотношения входящих в него компонентов и легирующих добавок.
Чувство, что в твоей голове, не спрашивая разрешения, поселилось некое Знание, вызывало легкую оторопь и даже слегка пугало. Его охват и глубина пока оставались загадкой, поскольку отдельные озарения происходили сами собой в самые неожиданные моменты, и нельзя было сказать заранее, что именно даст толчок к очередному откровению. Тем не менее, копание в собственных воспоминаниях доставляло Вальхему определенное удовольствие, примерно такое же, как и поиск ценных обломков в завале на заднем дворе. Никогда не знаешь, что обнаружится под очередной отброшенной в сторону загогулиной…
– Валька! – послышался вдруг сзади чей-то шепот. – Валька!
Обернувшись, Вальхем увидел Климера, просунувшего свой нос между досками забора и пытавшегося то ли очень тихо кричать, то ли, наоборот, шептать во всю глотку.
– Чего тебе? – Вальхем еще не до конца отошел после их вчерашнего разговора и был не в настроении с ним общаться.
– Беги, Валька!
– Куда бежать, зачем?!
– Говорил же я тебе, чтобы ты за языком следил! – в голосе Климера промелькнуло плохо скрываемое злорадство. – Вот и расхлебывай теперь. Беги, пока еще не поздно, своим предкам ты все равно уже ничем не поможешь.
Покрутив головой по сторонам, его приятель пригнулся, от кого-то прячась, и бодро потрусил в огороды, а Вальхем так и остался сидеть на земле в полнейшем недоумении.
Да что хоть случилось-то? Почему вдруг надо куда-то бежать, спасаться? От кого?
Вальхем замер, прислушиваясь. Он только сейчас сообразил, что уже некоторое время не слышит звона кузнечного молота. Вместо него с улицы послышалось конское ржание и чьи-то незнакомые голоса. Движимый нехорошим предчувствием, мальчишка осторожно прокрался вдоль стены и выглянул из-за угла.
Первым, что бросилось ему в глаза, стал стоящий за воротами темно-синий полицейский фургон. Вальхем неоднократно встречал его в Цигбеле, где наряд всегда дежурил на вокзале при прибытии каравана. Но вот в Ахово полиция нагрянула на его памяти впервые. Похоже, начинали сбываться самые мрачные предсказания Торпа, и снятая им со стены икона Пастырей тут уже вряд ли могла хоть что-то изменить.
Рядом с фургоном, положив руки на висящие на поясах дубинки, стояли двое полицейских. Их грозный вид удерживал на некотором расстоянии уже начавших скапливаться вокруг зевак. Появление городских слуг закона в захолустной деревеньке представлялось столь неординарным событием, что неизбежно привлекало внимание местных жителей. Однако голоса доносились с другой стороны, от входа в кузницу, и Вальхем чуть привстал, чтобы разглядеть тех, кто там беседовал.
Он сразу узнал широкую спину Торпа, выглядевшую непривычно поникшей. Рядом с ним стояла Хелема, а напротив них он увидел двоих мужчин. Один из них был парню незнаком, но вот другого, в форменном армейском кителе, он опознал сразу же, и его сердце оборвалось.
То был Имперский Инспектор, генерал Голстейн, которого Вальхем давеча видел на вокзале, когда тот отловил Сваргана. Еще тогда мальчишку потрясло, как он в одно мгновение превратил обычно гордого и самоуверенного торговца в хнычущую тряпку. Неудивительно, что и Торп сразу скис под его тяжелым взглядом. На парня генерал в тот раз взглянул лишь мельком, но Вальхему и того короткого мига с лихвой хватило, чтобы ощутить себя крохотной и жалкой букашкой, над которой безжалостная рука уже занесла карающую мухобойку.
Отсюда Вальхем не мог разобрать, о чем именно они говорили, но через некоторое время Инспектор поднял руку, указывая на дверь кузницы и, судя по всему, предлагая продолжить беседу уже там, вдали от излишне любопытных глаз и ушей. Торп с Хелемой послушно проследовали внутрь, и Голстейн вошел следом.
Оставшийся на улице бородатый мужчина однако не спешил нырнуть за ними в дверь. Он внимательно и настороженно осмотрелся по сторонам, явно кого-то высматривая, и Вальхем поспешно отпрянул назад, чтобы его ненароком не заметили. Мальчишка осторожно прокрался обратно на задний двор и забился под куст в углу между сараем и забором, рядом с кучкой железяк, отобранных им из большой горы.
Сердце мальчишки бешено колотилось.
Чуть погодя из-за кузницы появился и рослый бородач. Он остановился посреди двора и окинул пристальным взглядом кучи скопившегося здесь за годы хлама – обрезки металла, старые инструменты, доски, мешки с углем… Вальхем даже дышать перестал, опасаясь, что незнакомец может услышать его громкое сердцебиение. Но тот, осмотревшись, только хмыкнул и зашагал в направлении дома.
Только когда он скрылся из вида, парень позволил себе осторожно перевести дух.
Что делать?! Что делать?! Судя по всему, дела обстоят плохо, и хоть как-то повлиять на ход событий, камнепадом летящих с горы, он очевидно не в состоянии. Но что же тогда делать?! Позвать кого-нибудь на помощь? Но никто не рискнет связываться с полицией, и уж тем более с самим Инспектором! Бежать? Но куда?! Спрятаться? Но где?! У кого?! Лишние проблемы никому не нужны, Вальхема может и не выдадут, но вот укрыть его у себя никто не рискнет. Что же делать?!
Он нисколько не сомневался, что Голстейн прибыл к ним именно из-за Амулета, и безудержный треп Вальхема сыграл тут далеко не последнюю роль. Точно так же можно было с абсолютной уверенностью утверждать, что отдать Амулет мать ни за что не согласится. Разумеется, ее упрямство ровным счетом ничего не изменит, и полицейские, перерыв весь дом, рано или поздно его обязательно найдут. Вот только цену за свою своенравность ей и отчиму потом придется заплатить изрядную. Упекут за решетку как пить дать! А если они еще и сопротивляться вздумают, то его родители могут угодить в кутузку очень и очень надолго. А в самом худшем случае Вальхем может ведь и сиротой остаться. Нрав-то у Голстейна крутой, под его горячую руку лучше не попадать!
Что же делать?! Куда идти?! Где затаиться, пока все не разрешилось?! А то, если поймают, то еще и его самого